Рассказы
Шрифт:
Решение было принято.
Вдруг он выдвинул ящик стола и вынул из него… орхидею!
Я не знаю, как он заполучил ее; возможно, воспользовался отсутствием Риты, пока девушка ходила с Тота за пони.
Но все же это весьма сомнительно, поскольку лейтенант-коммандер Рид был последним человеком на свете, который мог бы поддаться сантиментам.
— Вы звонили, сэр? — раздался в дверях голос помощника, и старший офицер почти ввалился в каюту, так что Рид едва успел спрятать орхидею на место.
Лейтенант-коммандер резко повернулся к помощнику:
— Учись стоять и слушать, пока тебе не прикажут! — загремел он. —
Немного странно, что старпому Раули не пришлось отдавать соответствующие распоряжения, но в его обязанности не входило рыться в корзине своего шкипера и перечитывать разорванные бумаги.
Писарева расплата
Главный судовой казначей Гарвей Росс, несший службу на американском пароходе «Елена», в высшей степени соответствовал занимаемой должности. Кроме того, он обладал еще парочкой незначительных добродетелей, а также успел познать вкус горьких плодов жизни. Последнее все чаще заставляло его искать справедливости в кают-компании.
Однажды, в самый обычный день в году судовой казначей Гарвей Росс, движимый свойственной всему человечеству наследственной ленью, а также безалаберностью и небрежностью, присущими ему лично, совершил универсальную глупость. Он передал шифр сейфа своему писарю.
Вообще говоря, судовой писарь является тем человеком, кто выполняет всю работу судового казначея. И в случае судового писаря Джеймса Мартина и судового казначея Гарвея Росса дело обстояло именно так.
В последнее время ежемесячные отчеты все больше и больше напоминали судовому казначею ужасные темные лабиринты, а ежеквартальные и подавно таили в себе всякие дьявольские ловушки. Помимо всего, он просто ненавидел считать деньги, поскольку всегда имел их в количестве, достаточном для того, чтобы никогда самому этим не заниматься.
В итоге, после года непрерывного укрепления веры в человеческие и профессиональные качества своего писаря, он поручил ему сводить ежедневный баланс наличности и наконец-то вздохнул с облегчением.
Следующие два года прошли в полной гармонии.
Судовой казначей Гарвей Росс читал романы, протирая диван в кают-компании, и изобретал загадочные, дразнящие воображение коктейли, в то время как писарь Джеймс Мартин заправлял делами в офисе двумя палубами ниже.
И вот, чудесным августовским днем — «Елена» бросила якорь в Нью-Йорке — Мартин подал прошение об увольнении на несколько суток. Судовой казначей сердечно приветствовал его начинание, хотя и понимал в душе, что это означает и какое бремя — пусть временно — опускается на его плечи.
Замолвив словечко капитану, он выторговал Мартину целых две недели вместо одной и так далеко зашел в демонстрации своей высокой оценки деятельности писаря, что даже вознамерился презентовать ему бесценную записку поэтического содержания.
От этого дара, однако, Мартин твердо отказался, ссылаясь на свое достоинство. С огромным нежеланием судовой казначей убрал свое творение в карман и смог лишь выдавить бодрое «au revoir» [11] в спину удалявшемуся Мартину.
11
До свидания (фр.)
Около трех часов следующего
Вернее, он попытался их сверить. Для полного ажура не хватало ровно восьми тысяч долларов.
Весь остаток этого и весь следующий день судовой казначей Гарвей Росс пребывал в состоянии прострации.
Беспросветный пессимизм овладел им. Это чувство зародилось и окрепло в душе судового казначея совершенно самостоятельно и не основывалось ни на реальных чертах характера Мартина, ни на представлениях Росса о его честности. Ограниченный своими собственными привычками, он оказался не способен осознать весь ужас внезапно изменившихся обстоятельств.
Короче говоря, это было невероятно.
Но когда на утро третьего дня Гарвей Росс в сороковой раз переучел содержимое сейфа и убедился в несомненном наличии пропажи, он заставил себя посмотреть правде в глаза и приготовился к решительным действиям.
В соответствии с военно-морским уставом его проблема была весьма не простой, так как по правилам судовой казначей, доверивший шифр сейфа писарю, подлежит военному трибуналу и даже может лишиться своего места. Так гласил устав. Таким образом, Росс не мог обвинить во всем Мартина, не признавшись в собственном грехе.
Прежние симпатии казначея оказались сильно подкорректированы ошеломляющей действительностью — как он сам говорил себе, он не мог позволить любому делать из него дурака. Добрый час Гарвей Росс просидел в офисе на краешке стула, дымя огромной черной сигарой, перебирая в голове бесчисленные планы и отклоняя их один за другим.
Прямо пропорционально все возраставшей убежденности Росса в собственной беспомощности его ярость усиливалась, а способность к здравому рассуждению уменьшалась.
Счастлив был Джимми Мартин, что в тот момент, когда судовой казначей Росс выбрался из офиса и поднимался в свою каюту, он находился за многие мили от борта «Елены».
На следующее утро Росс навестил своего банковского клерка на Седар-стрит и в обмен на личный чек получил восемь тысяч десятидолларовыми банкнотами.
Доставив деньги на борт, он положил их в сейф вместо пропавших, после чего снова сверил счета. Затем вынул собственную чековую книжку, открыл ее на чистой странице и написал: «Джеймс Мартин».
На следующей строчке он пометил: «Поставлено — $8000».
Однако Гарвей Росс понятия не имел о том, как ведутся чековые книжки, и суть сделанной записи оставалась для него самого неясной. Вот почему после минутного размышления на середине страницы Росс дописал карандашом: «Счет не закрыт».
Одним жарким июньским днем американский пароход «Елена», сияя начищенными палубами, поприветствовал салютом коменданта и бросил якоря в бухте Сан-Хуана.
Менее чем через полчаса его шлюпки были спущены на воду, а еще через несколько минут подоспевший паровой катер уже направлялся к морскому причалу.
Его пассажирами были капитан, принявший приглашение коменданта; хирург, у которого имелись на берегу дела личного характера, и казначей Гарвей Росс, отправившийся на поиски свежего мяса. Интендант же расплачивался за небольшую неосмотрительность и потому остался в уединении на борту.