Рассказы

Стаут Рекс

— Это, — произнесла она после некоторых раздумий, — легко объяснить. Дядя Виль — милейший человек на свете, но он всегда был слаб и, можно сказать, трусоват. Как раз то, что вы можете назвать игрой нервов. Вот почему мне трудно поверить в ваше предположение о том, что он перепрятал деньги и вообще знает, где они находятся.

Его, конечно, пытались заставить рассказать, и я не думаю, что он мог бы выстоять под таким давлением, если бы знал что-то. И все же, — продолжила она после паузы, — где же они могут быть? Возможно, вы все-таки правы; в любом случае

я надеюсь, что вы найдете их.

— Я тоже, — ответил я с готовностью. — Знаете, мисс Марктон, я заинтересован в данном деле так, как ни в каком другом. Я не просто хочу доказать вашу невиновность — ваше имя не должно даже упоминаться в связи с этим. И я работаю в этом направлении — и уверен, что все увенчается успехом. Это величайшее удовольствие моей жизни — иметь честь помогать вам.

Мисс Марктон неожиданно поднялась и прошла к окну. Когда она обернулась, ее глаза снова были полны слез, а протянутая рука затрепетала, как только я прикоснулся к ней.

— На самом деле, мистер Морфилд, — волнуясь проговорила она, — я очень глупа. Вы должны простить меня, но у меня никогда не было настоящей дружбы, и ваше отношение ко мне очень приятно. И чтобы доказать это, — добавила она со смелой попыткой придать своим словам веселость, — я буду очень добра к вам, настолько, что отпускаю вас домой спать!

Она закончила с восхитительной улыбкой, воспоминание о которой долго не покидало меня, и, когда я добрался до своей резиденции, впервые в моей жизни она показалась мне одинокой, тоскливой и унылой.

Как слабо, однако, мы можем управлять нашими действиями, подчиняя их здравому смыслу! Легчайшего аромата женских волос иной раз достаточно для того, чтобы парализовать самые крепкие мозги; один мимолетный взгляд может надолго ослепить нас. И как уродлива бывает правда, когда нам так хочется лелеять ложь!

Было бы действительно странно, если бы я не преуспел в избавлении мисс Марктон от подозрений, обрушившихся на нее. Я положил на это всю душу; сердцем я чувствовал, что она невиновна; и я бросил ей на помощь все свои способности и энергию.

Вскоре мне пришлось расстаться со всякой надеждой проследить дальнейшее перемещение денег. В своих показаниях Марктон оставался верен прежним заявлениям о том, что положил деньги в сейф, а наутро они исчезли.

Доскональнейшее исследование места происшествия не дало ровным счетом ничего. Я попробовал было связаться с дружком Марктона, о котором он упоминал, но выяснилось, что полиция уже полностью отработала это направление, и, разумеется, совершенно без толку.

Казалось, деньги эти исчезли с лица земли. Я выяснил, что полиция пронюхивала все, что могла; любая возможная зацепка была подвергнута тщательнейшему анализу — все безрезультатно.

В конце концов, полностью отчаявшись, я все же вынужден был нанести давно откладывавшийся визит президенту банка Монтегю.

— Я ждал вас, — банкир сам обратился ко мне, как только я вошел в его кабинет, — с тех пор, как вы оставили во вторник свою карточку. Садитесь, пожалуйста!

Я перешел к делу без лишних

реверансов.

— Я пришел сюда, — произнес я, — как представитель мисс Лилиан Марктон. Последнюю неделю каждый ее шаг был под присмотром — куда бы она ни направлялась, ее преследовали детективы, нанятые, вероятно, вами. Кроме того, у нее есть все причины бояться публичной огласки обвинения в пособничестве краже, в которой сознался ее дядя. В результате она находится на грани нервного срыва. Все это не так просто, сэр, и вы знаете это.

Пока я говорил, президент безостановочно ходил по комнате. Затем он обернулся и недоверчиво посмотрел на меня.

— Мистер Морфилд, — сказал он, — я полностью понимаю ваши чувства, равно как и чувства вашего клиента. Но что же нам делать? Мы должны как для самих себя, так и для других приложить все усилия, чтобы вернуть исчезнувшие деньги; объективные факты прямо указывают на вероятность причастности к этому вашего клиента.

Что касается мисс Марктон лично, то я высоко ценю ее качества; она была подругой моей дочери; и, по правде говоря, ее избавили бы от всех неудобств, если бы не мои компаньоны. Но пока не будут найдены деньги…

— Которые, возможно, не будут найдены никогда, — перебил я. — Или, по крайней мере, не раньше, чем Уильям Марктон призовет на помощь следствию свой здравый смысл. Я абсолютно уверен, что он и только он знает, где находятся деньги.

— Может, и так. Но разве вы станете винить нас в том, что мы принимаем все возможные меры для их возвращения?

— Нет, — ответил я, — в этом вы правы. Но вы, конечно, не испытываете желания, — я возвысил голос почти до мольбы,. — преследовать невиновную? И вы должны знать — тем более что вы знакомы с ней, — вы должны чувствовать, что мисс Марктон невиновна.

Тишина висела в кабинете около минуты, в течение которой президент стоял перед окном, полностью погруженный в свои мысли. Затем, приняв решение, он повернулся ко мне.

— Мистер Морфилд, — произнес он, — я скажу вам, что я собираюсь делать. Это немного выходит за рамки, но это наше личное дело. Я знаю вас — да кто же не знает — как одного из наиболее добросовестных людей в Нью-Йорке. Я знаю, чего стоит ваше слово.

Я также знаю, что вы никогда не взялись бы отстаивать интересы мисс Марктон, если бы не были абсолютно уверены в ее невиновности. Вы, конечно, знаете ее историю.

— Конечно, — согласился я.

— Так вот, — он заговорил тише и отчетливей, — если вы готовы поставить свою репутацию на то, что она невиновна; если вы дадите мне слово, что обладаете свидетельствами, неопровержимо убедившими вас в этом, она будет абсолютно свободна от каких-либо дальнейших посягательств на ее личную жизнь и от всех подозрений.

— Но… — начал я.

— Я знаю, — перебил он, — что вы таким образом принимаете на себя некоторую ответственность. Но все будет именно так. Дело в том, что мы оба хотим, чтобы эта девушка была избавлена от лишних беспокойств и неприятностей. Я просто предлагаю вам принять в этом и свое участие.