Рассказы
Шрифт:
КАЙЗЕРЛИНГ. Да, но вас ждут!
КАНТ. Я пошлю извинение… Позже…
КАЙЗЕРЛИНГ. Иммануил!
КАНТ. Графиня, я — в вашем распоряжении!
КАЙЗЕРЛИНГ. Ну, если так… Господин Кант, вы можете постоять спокойно?
КАНТ. Попробую!
КАЙЗЕРЛИНГ. /Какое-то время работает молча, но не выдерживает…/ Иммануил, не молчите, пожалуйста! Я могу вам помочь?
КАНТ. Нет.
КАЙЗЕРЛИНГ. Я вижу, вы стеснены обстоятельствами… Ради бога! О чем вы думаете?
КАНТ /задумчиво/. Я думаю, следует ли
КАЙЗЕРЛИНГ /вскакивает/. Иммануил! Вы заходите чересчур далеко! Умоляю вас, остановитесь! Вы — у самого края!
КАНТ /почти весело/. А почему бы… не заглянуть через край?
Свет меркнет, а когда зажигается снова, на сцене — сводчатый кабинет ректора Коллегии Фридриха придворного проповедника ШУЛЬЦА. Прямо — входная дверь. Слева за конторкой с бумагами — сам придворный проповедник — невысокий подвижный прелат с непроницаемым выражением на лице. Из правой кулисы со стульями в руках появляются ЯНУС и ДИОНИС.
ЯНУС /ворчит/. Куда ты меня притащил?
ДИОНИС. Хочу кое-что показать.
ЯНУС. Все чего-то мудришь! Вы, с Кантом, случайно, не сговорились морочить мне голову? Ты такой же заумный как он… /Пауза./ Но за что я тебя уважаю: послушаешь твои речи, и чувствуешь себя человеком… рядом с любым инородцем! /Подозрительно/. Где мы? /Принюхивается./ Тянет тухлятиной!
ДИОНИС. Это несет проповедниками.
ЯНУС. Что мы здесь потеряли?
ДИОНИС. Помнишь, я говорил про «магию обстоятельств»…
ЯНУС. Ну?
ДИОНИС. Ты должен это увидеть своими глазами! /Слышится стук в дверь./ Спектакль начинается! /Снова — стук в дверь./ ШУЛЬЦ. Войдите!
ДИОНИС. Рассаживаемся. /В правой части сцены ЯНУС и ДИОНИС устраиваются на стульях, которые принесли с собой./ Внимание!
Открывается дверь. Входит КАНТ.
КАНТ. Господин придворный проповедник, вы велели зайти?
ШУЛЬЦ /смиренно/. Просил… Я смею вас только просить… /Задумчиво ходит по кабинету./ Иммануил! Как давно я не звал вас по имени! Позволите мне вас по-прежнему так называть?
КАНТ. Не вижу в этом нужды.
ШУЛЬЦ. Да… Вы совсем не похожи на смиренного отрока, которого я однажды привел в стены вверенной мне Коллегии Фридриха… Все годы учебы вас отличало отменное прилежание. Вы были выше всяких похвал. И я хорошо это помню…
КАНТ. Надеюсь, я приглашен не ради приятных воспоминаний.
ШУЛЬЦ /задумчиво/. Отчасти и ради них… Иммануил… Простите, — «господин Кант». Ходят слухи, вы готовитесь к браку, и невеста, хвала Небесам, — из благочестивой семьи…
ЯНУС. Фу ты — ну ты!
ДИОНИС /укоризненно/. Янус! /Прижимает палец к губам./ Тс-с!
КАНТ. Что касается брака, то вас,
ШУЛЬЦ. Вы, однако, — давно уж не мальчик, и естество, полагаю, взыскует свое. Сей шаг, на мой взгляд, был бы вполне разумным…
КАНТ. Не будь он столь опрометчив. И вы это знаете.
ШУЛЬЦ. Знаю, вы шли с предложением… Так ведь? И, вдруг, передумали…
КАНТ. Вы тут при чем?
ШУЛЬЦ. Пусть вас не смущает моя озабоченность… Я здесь вижу свой долг.
ЯНУС /капризно/. Дионис, они скоро начнут целоваться!
ДИОНИС. Янус, будь добр, не мешай развиваться событиям!
ШУЛЬЦ. Помню ваших смиренных родителей, несших безропотно крест бренной жизни. Будь они живы, — наверняка разделили бы мое беспокойство. Ну куда же это годится: лучший питомец Коллегии Фридриха, гордость Университета, вынужден довольствоваться местом помощника библиотекаря тогда, как его менее прилежные сокурсники уже давно ходят в профессорах, считаются важными господами и почтенными отцами семейств! Как огорчилась бы ваша матушка, знай она, что вы до сих пор одиноки!
КАНТ. Оставьте маму в покое! Слезливость — не в ее духе.
ШУЛЬЦ. Действительно, тут вы — весь в мать. По какой же, однако, причине отринуто вами семейное счастье? Впрочем, если вам неприятно, можете не отвечать.
ЯНУС /одобрительно/. Настырный старик!
КАНТ. Я отвечу. В наше время слишком многое нужно поставить на карту ради «семейного счастья».
ШУЛЬЦ. Темны ваши помыслы, господин Кант. Чего же вы вдруг убоялись: греха, плотской скверны, людского злоречья?
КАНТ. Единственное, чего я боюсь, — изменить себе.
ШУЛЬЦ /похихикивая/. Не смешите! Коль муж в миру изменяет, так не себе, прости, Господи!
ЯНУС /одобрительно/. У-у! Греховодник!
ДИОНИС. Не дергайся, Янус. «Обстоятельству», как всякому плоду, нужно созреть.
ШУЛЬЦ. Иное дело: по силам ли обеспечить семью? Это можно понять… Известно ли вам, что на кафедре метафизики появилась вакансия? А министерство на этой неделе прислало бумагу… Им хотелось бы знать мое мнение о кандидатах на должность профессора… Ну так я, грешным делом, имел в виду… вас.
ЯНУС. Это как понимать, Дионис?
ШУЛЬЦ. Может быть, я напрасно пекусь? Отвечает ли, это вашим чаяниям, господин магистр?
КАНТ /севшим голосом/. Отвечает…
ЯНУС. Еще бы!
ДИОНИС /cрывается с места и, возбужденно потирая руки, мечется по авансцене/. Терпение, Янус! «Поворот обстоятельств» требует нечеловеческой воли! Ты будешь свидетелем: стоит мне хлопнуть в ладоши, — и все повернется… Внимание! /Поднимает над головой готовые для хлопка руки./ ШУЛЬЦ. Так не будем же зря терять времени и составим рекомендацию… /Подходит к конторке./ ДИОНИС /делает хлопок над головой/. Ап!