Рассказы
Шрифт:
Он весь был в какой-то грязи, коричневая кожаная куртка протёрлась, сапоги давным-давно ни на что не годились. Что же, в этом есть своя романтика. Истинный рыцарь, запылённый в дальних странствиях. Именно то, что нужно. И, главное, у него был меч. Это было и плохо, и хорошо.
Всё время, пока она его изучала, стараясь не упустить ни одной детали, он тоже смотрел на неё. Почти не моргая, слегка приоткрыв большой беспомощный рот. Интересно, о чём он думал в эти минуты. Впрочем, нет. Скорее всего, это нисколько не интересно.
Он соскочил с
— Госпожа, — произнёс он, наконец, высоким срывающимся голосом. — Что вы делаете одна в таком глухом и опасном месте? Вы заблудились? Если так, то позвольте предложить вам мою помощь. Я весь к вашим услугам.
Прекрасное начало.
— Нет, сударь, — она улыбнулась и слегка качнула головой. — Я не заблудилась, и помочь вы мне не можете. Лучше покиньте скорее это проклятое место. Я это сделать уже не могу.
— Но почему? — вскричал он в возбуждении. Чудесный мальчик, как хорошо подаёт он реплики.
— Дело в том, что я пленница. — Это было сказано именно так, как надо: тонкое, как паутина, сочетание смирения, беспомощности и несломленной гордости. А за этой вуалью — явственный призыв о помощи. — Видите это? — Она приподняла руку. На запястье сверкнул в лучах заходящего солнца узкий браслет из чистого золота. От него отходила и терялась в траве золотая цепочка.
— Много лет назад меня похитило чудовище, живущее в этом лесу, в той пещере. — Почему правда порой звучит столь нелепо? Она махнула рукой туда, где за испуганно столпившимися серыми осинами чернел, как огромная, вечно раскрытая пасть, вход. Вход в никуда. — Теперь я его игрушка, и не могу отойти от пещеры дальше, чем на длину цепочки.
— Чудовище… — прошептал он. Его лицо побелело и покрылось пунцовыми язвами ужаса. — Это дракон?
Час от часу не легче. Этот мальчик верит в драконов! Впрочем, это ещё не самое глупое.
— Нет, благородный воин. — (А вот это прозвучало нелепо и выспренне. Она чуть не скривилась от раздражения). — Драконов нет, их создало человеческое воображение. Настоящих чудовищ создаёт Тартар…
Он не понял. Глаза его стали пустыми.
— Тартар… Аид… Ад… — пояснила она.
— Ад… — он помертвел, по его верхней губе заструился пот. — Ад…
Ему явно хотелось вскочить на коня, нетерпеливо гарцевавшего на месте, и скакать быстрее ветра, скакать куда угодно, только прочь, как можно дальше от этого места. Пожалуй, так было бы лучше всего… для него, разумеется.
Он неожиданно стиснул зубы и распрямил квадратные плечи.
— Я убью это чудовище, — произнёс он, явно пугаясь собственных слов. — Я не могу поступить иначе. Я всего лишь оруженосец… но я дал обет сражаться со всяким злом, которое встретится мне на пути.
Его черты заострились, в глазах вспыхнули два ледяных костра.
Она ощутила досаду. Обет… как скучно. Ему нет дела до неё, до её атласной белой руки, на которой горит багровый след от браслета.
А ведь ещё секунду назад… ей почти стало жаль это дитя.
Что же, тем лучше.
Впрочем, пора продолжать. Пауза немного затянулась.
— О, нет, благородный воин. — (Проклятие, снова эта банальность!) — Не делайте этого. Множество отважных рыцарей пытались его уничтожить, но сами погибали. Забудьте об этом, поезжайте своей дорогой.
— Нет, госпожа. — Он стиснул меч обеими руками. — Вы не понимаете. Если я не сделаю этого, я стану клятвопреступником. Вся моя жизнь будет отравлена. Я должен сразиться с этим исчадием ада.
— Что ж, — прошептала она еле слышно, — быть может, несколько секунд сражения — это лучше, чем жизнь, которая ждёт такого, как ты…
— Что вы сказали?
— Ничего. Не важно. — Она улыбнулась — так лучезарно. Браво. Последние аккорды. — Коль скоро вы так смелы и благородны… Кто знает? Может быть именно вам суждено избавить мир… и меня от этого монстра. И потом… у вас есть меч, а он безоружен. Кто знает?
— Да, меч. — Он ласково погладил ножны. — Госпожа…
— Да?
— Я знаю, это дерзость с моей стороны… но если я выйду победителем… могу ли я надеяться на вашу благосклонность? Вы так прекрасны, что я был бы счастлив предложить вам руку и сердце.
Это уже слишком. Сказать она ничего не могла — иначе бы расхохоталась. Но одарила его новой улыбкой. Эта улыбка стоила не только слов, но и целого сборника старых любовных баллад. Он просиял и бросился в пещеру с мечом наперевес. Он не задержался на пороге… ну, разве что совсем чуть-чуть. А затем прыгнул в черноту, и та проглотила его без остатка. Последним, что она разглядела, был кровавый блеск на мече, отражавшем пламя заката.
Меч… Она нахмурила брови. Хоть бы один из них оставил его. Хоть бы один… А она должна замирать, ловя тишину, и ощущая в груди цепкий колючий холод. Конечно, это смешно, нелепо. Всего лишь ребёнок с мечом. Это безумие — чувствовать страх хотя бы секунду. Но ведь она всё-таки женщина.
Вот боевой отчаянный клич. Мальчишеский голос сорвался на визг. Удары меча. Рокот сражения. И — тишина. Её сердце тоже перестало биться.
А затем над лесом вознёсся победоносный рёв. Рёв, от которого растрескалась земля под ногами, и вороны, хрипя, взметнулись с деревьев чёрным фейерверком.
Конь вздыбился, из-под его копыт полетели комья земли. Но он не издал ни единого звука.
— Тихо, тихо, — она обняла его нежно за шею, провела рукой по влажной горячей щеке. — Тихо, не бойся, я о тебе позабочусь.
Он замер и только смотрел на неё огромным глазом — глубоким, блестящим, как чёрный алмаз.
Она легко прижалась губами к его твёрдому лбу, затем намотала поводья на запястье. Одновременно она раздражённо сорвала свой золотой браслет, так натёрший холёную кожу.
Вот и всё. Она вновь повернулась к коню. Закат догорал, и в его мрачном багровом свете её глаза вдруг сделались красными.