Рассказы
Шрифт:
Хозяин играет увлеченно и так нервничает, что допускает ошибки даже в осуществлении своих замыслов.
Однако когда приходит время, он принимает меры предосторожности:
— Я сам отрежу. Принеси гибкий сантиметр и ножницы. Дочь не должна ничего знать. Потом приведешь все в порядок и погасишь свет.
Мануэль обнаруживает пропажу:
— Вчера у нас было шесть метров. Эта сеньора обещала вернуться сегодня. Ей нужно четыре. А у нас осталось не больше трех. Мы их не продавали. Где они?
Хозяйка вспыхивает.
Дочь вытаскивает Росу за руку из кухни, трясет:
— Воровка! Дрянь!
— Я ничего не крала. Ничего не крала, клянусь Богом, — и плачет, силясь высвободиться из плена цепкой руки, из-под гнета унизительного обвинения.
Женщина тащит ее к отцу.
— Посмотрите на нее. Она воровка. Вот что я обнаружила!.. А сколько еще у нее дома!
Отец в отчаянии. Он пытается что-то сказать, но не может, а дочь сыплет оскорблениями, не желая ничего слушать.
Девочка плачет, умоляет его:
— Сеньор, ну пожалуйста… Объясните ей… Скажите, что не…
— Хорошо, — старик машет рукой, словно застигнутый врасплох. Ему удается лишь отчасти успокоить служанку, сдерживающую слезы. Дочь не унимается, шквал обвинений и догадок нарастает.
— Не ругай ее. Это моя вина.
Теперь замирает дочь. Цепенеет от признания.
— Она честно выиграла у меня, в шахматы, за все это время.
Дочь переспрашивает словами, взглядом:
— Папа… вы с ума сошли?
— Нет, я в своем уме. И это еще не все. Она выиграла у меня и верхнюю витрину.
— Как?..
— Да, дочь. Я надеялся отыграться сегодня ночью. Теперь ты все расстроила, и я не знаю, что нам делать.
Мануэль стоит в дверях с невозмутимым видом, слушает, не привлекая к себе внимания. Но теперь он решительно вмешивается. Когда хозяин признается: «Не знаю, что нам делать», он изрекает:
— Все у нее отобрать и выгнать.
Отец смотрит на него бесстрастно, как человек, вынужденный вести диалог с незваным гостем:
— Это невозможно.
— Почему невозможно?
— Мы ведь честные…
— Ха, — губы Мануэля кривятся в ухмылке.
Девушка возвращается вечером вместе со своим отцом, видно, что она ужасно боится. Ей пришлось рассказать все без утайки, иначе — как объяснить потерю работы? Как объяснить родным, что ей отказались отдать даже сундучок с собственной одеждой? «Пусть придет твой отец», — сказала хозяйка, и вот отец пришел.
Мануэль преграждает ему дорогу:
— Сеньориты нет, а сеньор в кровати. Вам придется объясняться со мной.
— А вы кто такой?
— Просто Мануэль Гутьеррес. Но вам придется объясняться с Мануэлем Гутьерресом.
Отца Росы Эстер подмывает дать ему затрещину.
— Ваша дочь украла.
— Что вы сказали, мальчишка,
Но рука, очень молодая и очень сильная, хватает его за лацкан.
Напоследок ему остается лишь крикнуть с порога:
— Я этого так не оставлю. Придет полиция! И правосудие! Отец Росы Эстер знает кое-кого из стряпчих. Вспоминает лица — и дела, которые с ними связаны, пытаясь стерпеть обиду. Он знает, что есть защитники бедных, но есть и такие защитники бедных, которые ошибались намеренно. Ему кажется, что дело у него чистое. Но поскольку тут замешаны азартные игры, а его фамилия — не лучшая рекомендация, выбирает одного пройдоху.
Пройдоха говорит:
— Нет никаких доказательств… И она несовершеннолетняя…
Отец отвечает:
— Понимаете, на кону много песо. А игорный долг — долг чести.
Тогда поверенный предполагает возможность мирового соглашения.
— Хорошо. Попробую пригрозить ему арестом имущества… Старик, говорите? Предупреждаю, потребуется подпись адвоката. А если проиграем, это будет стоить денег.
Отец Росы Эстер запускает механизм мщения. Теперь он успокоился и может забыть об обиде Мануэля Гутьерреса. К тому же в голове находится место и для соображений иного рода. Он их процеживает. Потихоньку.
У дверей дома их встречает мать Росы Эстер:
— Ну? Как?
Ответа нет.
Тогда она решает выместить досаду на теле дочери, вернувшейся без одежды и сундучка. Умудряется влепить пощечину, однако отец это твердо пресекает:
— Оставь ее. Она не виновата. Наоборот… — произносит он и снова погружается в размышления.
Просит мате и продолжает думать. Потом зовет Росу Эстер.
— Значит, у тебя счастливая рука?
— Ну… не знаю, — отвечает девушка учтиво и робко, не понимая, устроят ли ей головомойку или утешат ласковым словом, но предполагает скорее первое.
— Во что играла, только в шахматы?
— И в шашки.
— Во что?
— В шашки.
— А в карты?
— Нет, папа, только не в это. Клянусь, — она крестит рот двумя пальцами.
Подозревает, что допрос приблизился к самой опасной точке. Однако отец произносит неожиданные слова:
— Ладно, дело поправимое. Я тебя научу.
В голосе слышны досада, готовность принять неизбежное. Девочка смотрит на отца. Отец не улыбается, не шутит. Он говорит вполне серьезно. Такое впечатление, будто он заранее устал. Так бывает, когда ему предстоит работа.
Отец показывает эскобу до пятнадцати очков. Самое простое, считает он. Для девочки игра оказывается чересчур элементарной. Туте, бриско, труко. Роса Эстер не может повторить все присказки, сочиняемые отцом в рифму для украшения игры. У нее нет памяти. Но есть то, что требуется отцу: неизменно простой и краткий путь к победе. За кухонным столом отец терпит подряд столько поражений, сколько не припомнит за долгое время хождений по кабакам.
— Тереса, напеки к воскресенью пирогов.