Рассказы
Шрифт:
Герман спешился и взял коня под уздцы. «Ну что у нее за выходки», — подумал он с раздражением, выходя на лед.
Регина уже была на противоположном берегу. В безопасности. Он заставил себя поднять руку и махнуть ей.
Неожиданно он почувствовал, что лед треснул. Нога ушла под воду. Он непроизвольно схватился за поводья, но, резко подняв голову, конь метнулся вперед. Мгновение он висел на поводьях, с ужасом наблюдая, как трескается под копытами лед. Еще одно движение, и сильное животное, вырвавшись, отпрыгнуло в сторону.
В звенящей тишине раздался отчаянный крик Регины. Герман барахтался в ледяной воде,
17.02.2009
Ах, Таня, Танечка
Назвали меня в честь бабушки Татьяны, женщины красивой, судьбой наделенной властным, а порой и деспотичным характером. Вся наша семья у нее в подчинении. Праздник — значит все, без исключения, за столом, выходные — в грядках на даче. И, конечно, ежедневный отчет по телефону, как прошел день. Ни одно решение без бабушки не принималось. Ибо Татьяна Ивановна — учредительница семейных правил и повелительница наших душ.
На бунт никто не осмеливался. «Ах, Таня, Танечка», — бормотал себе под нос, увешанный всеми земными регалиями дедушка, безропотно отправляясь выполнять поручения своей властной женушки. Хмуря брови и протирая запотевшие очки, тащил тачку с землей для новых грядок отец. Забыв про ухоженные руки пианистки, сражалась с сорняками мама. И только я, спрятав в кустах садовые перчатки, осмеливалась тайком перелезть через забор, чтобы сходить на свидание. Возвращаясь под вечер с букетом полевых цветов, я, ожидавшая расплаты за содеянное, только выше поднимала подбородок, стараясь убедить себя, что совсем не боюсь бабушку, недаром ее имя ношу.
Увидев меня, Татьяна Ивановна, удобно расположившаяся в кресле со спицами в руках, опускала очки на нос, чтобы разглядеть бунтовщицу получше. В комнате воцарялось молчание и только дедушка, предвосхищая бурю, мягко замечал, что я отпросилась у него и что Алеша ждал меня у ворот с самого утра, как когда-то, в далекой молодости, ждали саму бабушку.
Лицо Татьяны Ивановны от его слов становилось еще суровее, на переносице образовывалась складка.
— Вот и надо было мне замуж не за тебя, а за твоего друга пойти, который министром стал. Тогда бы и домработница была бы и садовник.
— Не обижай дедушку! Он самый лучший! — я прижималась к дедушкиному плечу, пока бабушка перечисляла, сколько грядок мне положено прополоть в наказание.
За ужином я наблюдала, как ловко двигаются спицы в бабушкиных руках. Я быстро ела, чтобы побыстрее пристроиться рядом и, достав свое вязание, рассказать, как переживал Димка, когда увидел меня с Алешкой. Бабушка смягчалась, глаза под очками становились добрыми и веселыми, когда она вспоминала своих ухажеров.
Бабушка была общительна, все соседки забегали к ней поболтать или спросить совета. Называли ее «Татьяночкой» с отчеством и без, видимо, чтобы смягчить решительность и твердость имени.
С возрастом я становилась все больше похожей на нее, а после того, как бабушки не стало, уверенно забрала бразды правления в свои крепкие ручки. И настали новые
10.02.2014
Пригоршня горячего ветра
Забыть себя в танце с лошадью -
Все равно, что прикоснуться к вечности
Лере казалось, что боль притаилась в макушках сосен, в пестрых стволах берез, в уставших лицах пассажиров поезда. Слезы, пока еще сдерживаемые, но уже готовые поползти по щекам, придавали окружающим предметам расплывчатые очертания. Она закрыла глаза и вцепилась в подлокотники кресла, приказывая себе успокоиться. Она должна продолжать жить, пусть уже не ради себя, а ради сына.
Дом приветливо распахнул свои объятья, обволакивая приятным, после ветреного апрельского дня, теплом. Валерия бросила дорожную сумку в угол, повесила пальто на крючок. Прошлась по квартире, отмечая исчезнувшие вещи: в коридоре нет его тапочек, в ванной зубной щетки, а шкаф, после того как он забрал свои костюмы с рубашками, выглядит осиротевшим. Машинально перебирая вешалки, она неожиданно заметила его свитер. Вытащив его дрожащими пальцами, она уткнулась в нежный кашемир; и снова боль — еще более сильная — от родного запаха, впитавшегося в ткань. И один единственный вопрос, срывающийся в пустоту: «Как же ты мог бросить нас?»
Лера не помнила, сколько она провалялась, уткнувшись в подушку, перебирая события их жизни с Юрой.
Свадьба, беременность, роды. Чудесный, но болезненный сын Артемка. Юра тогда уговаривал:
— Для женщины карьера не главное, оставайся дома. Я смогу позаботиться о вас.
И ей пришлось позабыть о своих планах, и бросить любимую работу в больнице и наполовину написанную диссертацию. Она согласилась на роль домашней хозяйки: готовила, поддерживала уют в доме, проверяла уроки, и ждала мужа с работы. Злилась, ревновала, смотрела глупые сериалы, чтобы скоротать время. Ну, а Юра все чаще задерживался, бормоча нелепые оправдания. И она еще долго бы терпела, если бы однажды он не заявил, что собирается развестись:
— Ну, пойми же меня, я люблю Галю. Ничего не могу с собой поделать.
Наплевав на гордость, попыталась уговорить:
— Но у нас же семья. Подумай о сыне.
— У Гали тоже будет ребенок.
Она не выдержала, нагрубила:
— Да как ты мог, ублюдок?!
Он не остался в долгу:
— А ты посмотри на себя в зеркало! Какой мужик захочет с тобой жить?
В его словах была горькая правда — Лера не помнила, когда при взгляде на нее в глазах мужчин мелькала хоть искорка желания. А с Юрой они уже года три спали в разных комнатах, и она не помнила, когда… Нет, тот раз лучше не вспоминать, он был слишком пьян и назвал ее чужим именем.