Рассказы

Панова Елена

Первыми вошли во вкус вечера дети: маленькая Иришка Горобец, восьмилетняя дочь замполита, взявшая на себя обязанности гувернантки, и двое конопатых рукосуек. Не прошло и четверти часа, как они уже с индейскими воплями бегали на четвереньках под столом. Постепенно атмосфера разрядилась окончательно. Господа офицеры, помня, что ровно в десять хозяйка заведения их разгонит, а продолжать праздник на морозе рискованно, напились с феноменальной быстротой. Жены отставали, но ненамного.

Файзуллаев потом с трудом мог вспомнить происходящее. Кажется, он с кем-то танцевал. Кажется, с Юлей Шабровой. И клятвенно обещал ей на следующий же день создать необыкновенно эффективный

женсовет и назначить ее председателем. Потом они прямо на скатерти нацарапали повестку дня первого заседания. После этого Вася Рукосуйко клялся комбату в своем искреннем уважении и спрашивал его совета — дать или не дать кому-то в морду. Кому — Файзуллаев не понял, но посоветовал дать, что Вася тут же попытался исполнить. Правда, Шабров, который являлся объектом Васиных претензий, успел спрятаться за прилавок, где и задремал. Хорошевский приставал к Валентине с требованием немедленно сделать ему вскрытие — ему казалось, что злосчастная проглоченная звездочка уже бесчинствует в его организме. В ответ непростительно трезвая Валентина обозвала его нехорошим словом, надела пальто и ушла домой, хлопнув дверью. Двое молодых лейтенантов, не в силах успеть за ходом событий, сидели в уголке и пересказывали друг другу содержание своих дипломных работ.

Выпивка закончилась без четверти десять. Вася не без сожаления известил об этом товарищей и печально разлил по стаканам последнюю бутылку. Дети уже спали на ворохе бушлатов и шуб.

Файзуллаев понял, что за ним, как за командиром всего этого бардака, должно остаться последнее слово. Он встал и надолго задумался, пытаясь это слово вспомнить. Двадцать пар глаз смотрели ему в лицо, готовые внимать. Комбат вспомнил все поздравительно-парадные речи, которые ему приходилось слышать, и начал:

— Товарищи! От лица командования... То есть мы с вами прекрасно провели время... Короче... Я выражаю искреннюю благодарность тем, кто нас здесь собрал. Тем, кто, так сказать, способствовал еще большему сплочению рядов...

— Ик... — громко произнес Степа.

— Капитан Горобец, — строго отозвался Файзуллаев, — я вам слова не давал... Так вот, сплочению наших рядов перед лицом... перед лицом...

— Ик... — повторил Степа.

— Капитан Горобец, я дам вам слово, подождите немного. И также большое спасибо тем, кто в периоды даже самых тяжелых испытаний остается... — «Боже, что я несу!» — подумал Файзуллаев. — Тем, кто остается нашими верными боевыми подругами... Женами, так сказать...

Присутствующие кивали и одобрительно улыбались, словно слышали этот набор штампов впервые.

— А теперь вам слово. Вы ведь хотели что-то сказать? — Комбат попытался указать пальцем на Степана и не попал. Горобец и сидящий напротив него Вася Рукосуйко с невероятной скоростью менялись местами, словно наперстки в известной игре. Файзуллаев покачнулся, ухватился покрепче за спинку стула и зафиксировал указующую длань на прапорщике.

— Я? — растерялся Вася. — Я хотел сказать? Ну ладно, я скажу.

— Ик... — еще раз произнес Степа. Против внеочередного предоставления слова прапорщику Рукосуйко он не возражал, потому что сам сказать все равно уже ничего не мог.

Василий медленно и аккуратно поднял над стулом свое массивное тело, проследил, чтобы наполненный прозрачной жидкостью стакан остановился точно на уровне погона, и принялся произносить речь.

— Я полностью поддерживаю предыдущего оратора, — Вася улыбнулся Хорошевскому, — и от себя хочу добавить. Мы вот тут про жен говорили... Баб здесь действительно много.

И все — одна к одной, — Вася улыбнулся всем присутствующим,

не пытаясь плавающим взглядом выделить из них так называемых «баб», — Но самая... Самая лучшая жена...

— У командира! — безапелляционно пискнула Юля Шаброва. Замполит дернул ее за рукав, она кинула ему дерзкий взгляд «от такого слышу» и отвернулась.

Рукосуйко медленно, стараясь не разлить жидкость из стакана, повернулся всем корпусом в Юлину сторону, тщательно вытянул руку и погрозил пальцем:

— Ни х***, — очень серьезно произнес прапорщик, — Самая лучшая жена у капитана Горобца!

Васина жена Надежда прыснула, у остальных со скрежетом перекосило лица. Раскрасневшаяся Ольга Горобец, сияя, вертела во все стороны своей башней и толкала в бок Степана.

Если бы не заведующая чайной, явившаяся, как и обещала, ровно в десять, саперный батальон никогда бы не разошелся по домам. Огромного труда стоило разобраться, кто из офицеров какому бушлату соответствует. Потом произошла небольшая путаница с женами. В конце концов батальон вместе с женами, детьми и командиром, высыпал на улицу. Заведующая проводила их взглядом, похожим на брошенный в спину кирпич.

Первым от компании оторвался зампотех Серебряков. Потоптавшись немного на пороге чайной, он махнул рукой и ушел ночевать в казарму. Остальные, тесной кучкой добравшись до жилой части городка, понемногу рассосались по своим домам. Последними расстались Файзуллаев, Горобцы и Юрка. Они долго прощались у подножия постамента с сувенирным танком в натуральную величину, после чего пути их разошлись. Степа с Ольгой нырнули в свой подъезд, Хорошевский затопал направо по аллее к своей пятиэтажке, а Файзуллаев, которому идти было дальше всех, неспешно побрел прямо.

По пути он почти протрезвел и с ужасом думал, что будет, если заведующая чайной найдет на скатерти повестку дня заседания женсовета.

Придя домой, комбат кое-как переоделся, упал на подаренный Шабровым спортивный мат и принялся детально изучать свои впечатления от пережитого вечера. Вопреки ожиданиям, впечатления были в основном хорошие. И Юля Шаброва неплохо танцует. И взгляд у нее такой... многообещающий. Надо будет еще при случае выяснить, какие у Васи личные счеты с Шабровым... Умиротворенный своими неторопливыми мыслями, Файзуллаев начал погружаться в сон. Но окончательно погрузиться не успел. Он пребывал еще в каком-то пограничном состоянии, когда на дверь его квартиры обрушился град мощных ударов. В первый момент Файзуллаев решил, что ему снится, будто замполит пришел выяснять отношения по поводу женсовета. Потом поморгал глазами и понял, что дверь вот-вот снесут с петель наяву. Петли было жалко, поэтому он заставил себя встать и пойти навстречу неизвестному позднему гостю. То, что комбат увидел, распахнув дверь, было даже хуже Шаброва, выясняющего отношения.

На площадке стояла Ольга Горобец. На ней были валенки на босу ногу и мужнин тулуп поверх длинной ночной рубашки. На одной половине головы еще сохранялась часть башнеподобной прически, на другой волосы были распущены и перепутаны до неузнаваемости. По щекам тянулись разноцветные полосы косметики — черно-синие по вертикали и красные по горизонтали.

Не успел Файзуллаев спросить, что произошло, как Ольга с рыданиями кинулась к нему на грудь.

— Что... Что такое? Что случилось, Ольга... как вас по отчеству? — растерянно забормотал комбат. Не каждый день к нему на шею кидались зареванные чужие жены, и он совершенно не знал, как полагается себя вести в таком положении. На всякий случай утешительно потыкал Ольгу пальцем в плечо.