Рассказы (-)

Вампилов Александр Валентинович

Что Оленька студентка, стало известно быстро и легко. А он...

– И уж, конечно, вы не артист, - гадала Оленька.
– Вы только что так грубо и так неталантливо пытались изобразить разбойника.

– Разбойника...
– повторил он, - вы видели его когда-нибудь?

– Не видела, - самоуверенно отвечала она, - но представляю его лучше, чем вы.

Он взглянул ей в глаза и улыбнулся. Может быть, потому, что в жизни ему приходилось редко улыбаться и невинная улыбка хорошо сохранилась у него с малых лет, у грабителя оказалась детская улыбка. Было это трогательно, как грустная любовь веселого юмориста, и Оленьку

такая улыбка не могла не взволновать. Кроме того, она смутно почувствовала, что где-то близко около этого разговора бьется самое важное, самое сокровенное в этом человеке. Они отвели глаза, и оба, каждый по-своему, смутились.

– Какая это книга?
– нарушил он паузу и протянул за лежавшей у ее ног книгой свою руку. Обшлаг рубахи скользнул к плечу, и тут Оленька увидела на его руке непринужденно начертанную каким-то опальным художником Венеру и одну из эпитафий - яркую грубую татуировку.

– Что это?
– улыбка мгновенно улетучилась с ее лица.

– А это, - сказал молодой человек чужим голосом, - наколка. Я, между прочим, разбойник и есть.

В горле пересохло, а ему захотелось вдруг говорить и говорить.

Он взглянул ей в глаза. В них были страх, осуждение, презрение.

– Вам нужны часы?
– проговорила она сухо. Он молчал. Через несколько мгновений послышался шелест травы под ее ногами. Шла она или бежала, он не видел. Он сидел на земле, опустив голову и беспомощно, как подраненная ворона крылья, расставив руки.

Девичья память

Альберт Дрынов, живой, модно одетый юноша, полвечера провертевшись вокруг Наденьки Накидкиной и протанцевав с ней два быстрых танца, изловчился проводить ее домой.

Танцуя с Дрыновым и принимая из его рук свое пальто, Наденька молчала и только несколько раз неопределенно улыбнулась, что восприимчивый Дрынов истолковал так: "Вы мне нравитесь, но я вас совсем еще не знаю".

Дорогой он выказывал все признаки скоропостижной влюбленности: старался заглянуть Наденьке в глаза, упражнял свои легкие глубокими вздохами и говорил не останавливаясь:

– ...Вообще я против танцев ничего не имею. Если на то пошло, так и Ромео с Джульеттой на танцах познакомились. Это уж так заведено... Вы знаете, мне кажется, я вас где-то видел. Серьезно. Вы, наверное, учитесь где-нибудь? В институте? Девушка с вашей внешностью может смотреть на жизнь с легкой улыбкой. Лично я для вас бы все сделал... Вам, конечно, еще и двадцати нет. Можно сказать, возраст любви...

Не бегите так. Послушайте, вы мне серьезно нравитесь. Меня поразили ваши глаза. Мне кажется, я уже видел эти глаза... Знаете, такое приятное и... возвышенное ощущение, даже мороз по шкуре идет. Я впечатлительный - я жениться могу. Вот до этого у меня никаких чувств: ни любить, ни радоваться - нехорошо даже. А сейчас в моей душе что-то вроде эпохи Возрождения, как это... э... Росинант. Да, Росинант! Я сам себя не узнаю. Вы не подумайте, что я это все так только говорю. Я гораздо серьезнее, чем вам кажется. Это я с виду только беспечный, а на самом деле у меня на душе, может быть, кошки скребут. Я чувствую, что и я могу всяких дел наделать, но знаете, мне не хватало стимула, э... предмета, который воодушевлял бы меня на что-то такое... Одним словом, я страшно рад, что встретил вас. Мне вас не хватало. Видимо, потому мне и мерещились ваши глаза. Мне сейчас даже удивительно почему это судьба так медлила с нашей встречей... Вот

мы идем с вами в первый раз, а мне кажется, что я уже сто лет здесь с вами ходил. Ваше имя...

Но тут Дрынов вспомнил, что не знает еще имени этой девушки.

– Топор!
– воскликнул он с раскаянием.
– До сих пор я не знаю вашего имени! Но это от волнения. Простите... как вас зовут?

– Мы с вами знакомы, - сказала девушка. Весь монолог она неопределенно улыбалась, но теперь по лицу ее скользнула убийственная насмешка.

– К-как знакомы?
– удивился Дрынов.

– Да так. Вы провожали меня с танцев два месяца назад. За это время вы хорошо сохранились, если не считать, что у вас отшибло память. Прощайте. И запомните - Ренессанс, а не Росинант. Я и в тот раз вас поправляла, проговорила она холодно и свернула вдруг в большие каменные ворота.

Шорохи

Рассказ ночного сторожа

– Вам спичек? Пожалуйста. Чем я здесь занимаюсь?.. Да вот: кому спички понадобятся, кому время, кому, может, поговорить... Садитесь, вам, я вижу, не нужно точное, время.

Видите напротив магазинчик? Так вот я в нем работаю. То есть не в нем, а около него. Я - ночной сторож. Для этого у меня все данные: возраст 64 года, борода 15 сантиметров, ружье 16-й калибр.

Когда-то я работал в этом магазине продавцом, а теперь вот караулю... Но что это за работа! Мне даже немного совестно деньги получать. Еще ни разу не было ничего такого... Воруют-то днем! За пять лет сменилось семь продавцов.

Вот сейчас опять новый. Молодой, вертлявый такой. Все ходит по магазину, насвистывает. Не зря насвистывает! Я его насквозь вижу. Наглый. Такие мало не берут. Не могу его терпеть. Вижу, что шаромыга, но нет у меня полномочиев. Надо мной, подлец, еще издевается. "Караулишь, - говорит.
– Ну карауль, карауль..." Дескать, напрасный труд. А у меня нервы сдают и курок у ружья пошаливает. Все может быть. Я его спрашиваю: "Ты зачем, голубчик, в торговлю-то подался?" А он: "Я, говорит, стал продавцом потому, что не хочу загубить молодость в очередях". Я ему: "Скоро тебя уведут? И надолго ли?" Отвечает: "Ничего, вернусь - буду сторожем". Видали его? Возьми с такого!

Вот... А ночью что ж... ночью тихо. Даже скучно как-то. Я уж хожу смотреть кинофильмы, есть забавные. Вот "Ночной патруль...", ну и другие. Хожу еще в суд слушать, да там все одно: растраты, разводы и хулиганство.

А насчет разбоя, так это только рассказывают. Брехня, устное, так сказать, творчество. Все, что тут было такого за пять лет, так все эти протоколы собрали и выпустили недавно книжку. Как же - читал, читал... занятно...

Ага! Уже час ночи... Этими часиками меня недавно премировали... Так я, пожалуй, сейчас лягу. Завтра рано вставать. Скамейка удобная и тулуп хороший - не жалуюсь.

А что касается шорохов - я шорохов не боюсь. В них нет ничего сверхъестественного. А сон на свежем воздухе, я вам скажу, самый крепкий и самый здоровый.

На другой день

У маленького деревянного домика на скамейке в позе больного художника с известной картины Карнаухова сидел молодой человек.

Поднятый воротник пальто наполовину скрывал его бледное лицо, которое выражало крайнее нетерпение и бесконечное отчаяние. В его глазах была сосредоточена грусть целого объединения начинающих поэтов-лириков. И если бы вы заглянули в эту минуту ему в душу, то вам стало бы неприятно.