Рассказы
Шрифт:
— Прошу прощения, — произнёс я и вышел в сад через французские двери.
Снаружи царило жаркое лето. Повсюду росли английские полевые цветы и витало густое благоухание роз. На другой стороне лужайки, в разбитом по строгому плану садике бродили: Хюго Пайк — старший сын Уолтера, более упитанная версия его брата Чарльза; дочь Уолтера — Сесили Пайк, хорошенькая девушка с тёмными вьющимися волосами и сбивающим с толку умением смотреть прямо сквозь собеседника; и Роджер Пайк — родной брат Уолтера, раздражительный неудачник с пышными усами и быстрой манерой речи. Типичное сварливое
Направляясь к ним, я размышлял: «Мог ли кто-нибудь из них отправить Уолтера Пайка в последний путь? Может, Чарльз? А может, милая старушенция Эмили?»
— Ба! — рявкнул Роджер Пайк. — Снова этот янки.
Сесили подняла взгляд. Её тёмные глаза блестели. Очаровательная леди. Это если вам по вкусу леди, а не бабы.
— Здравствуйте, мистер Хьюблейн. Папа не с вами?
Я откашлялся.
— Пожалуйста… пройдёмте все внутрь. Так будет лучше. Произошёл несчастный случай. Старик мёртв.
Произнося это, я быстро переводил взгляд с одного лица на другое. Я хотел увидеть промелькнёт ли там что-нибудь ещё, помимо искреннего удивления и шока.
Хьюго выглядел испуганным, Сесили побелела, а глаза Роджера чуть не выскочили из его сварливой головы. Никто из них, однако, не казался хоть сколько-то виноватым. Я начинал думать, что прочитал чересчур много книг Агаты Кристи. Английские усадьбы и тёмные делишки… Но затем Чарльз принялся звать меня в дом, и мне пришлось оставить свои циничные подозрения там, где они были.
Смерть наступила почти мгновенно — так сказал полицейский медик. Мы сидели в пыльной духоте коронерского суда и слушали монотонный бубнеж, с которым эксперт зачитывал нам свидетельство. Рулевая колонка проломила грудную клетку, и все внутренние органы сорвало с их мест. Это не редкость, уверял медик, особенно при авариях на больших скоростях. Здесь, казалось, нет никаких вопросов… За исключением одного: конкретно на той извилистой дороге старик, на мой взгляд, не мог ехать быстрее тридцати пяти миль в час. К тому же он не любил быстрой езды.
Спустя какое-то время мы друг за другом вышли на пешеходную дорожку (прошу прощения, на «тротуар») и, собравшись в кружок, стали размышлять, как поступить дальше.
— Я, конечно, прослежу, чтобы вам заплатили, — сказал мистер Хоуксворт, семейный адвокат (седовласый старикашка в очках-половинках и с бородавкой на кончике носа). — Также, если хотите, мы оплатим вашу обратную дорогу до Соединённых Штатов.
— Это весьма щедро, — произнес я, чувствуя себя довольно глупо в своей выцветшей нейлоновой куртке и поношенной голубой рубашке.
— Что-нибудь ещё? — спросил меня адвокат.
— Да, — ответил я. — Лишь одно. Не хочу лезть в семейные дела, но вам ведь известно, что старик Пайк мне доверял. Не могли бы вы немного просветить меня о том, что теперь будет… с бизнесом?
Хоуксворт пожал плечами.
— Это очень простая схема, и в ней никогда не было ничего секретного. В случае смерти Уолтера Пайка каждый из ныне
— Хотите сказать… им всем достанется одинаково? Никто из них не отхватит больше других?
— Ну, Хьюго, очевидно, возьмёт на себя руководство делами компании, однако в нынешние времена организация в значительной мере руководит собой сама.
Я покосился на одетых в чёрное Эмили, Чарльза, Хьюго, Роджера и Сесили, и в это обычное для Брайтона ясное утро, я стал задаваться вопросом: а нет ли у меня галлюцинаций? Все они казались не более смертоносными, чем упаковка сливочного сыра.
Несмотря на это, возвратившись в свою маленькую съёмную квартирку, обращённую окнами к набережной Блэк-Рока, я сел за покосившийся стол и составил список всего, что знал и подсознательно чувствовал о семействе Пайков.
Хьюго относился к разряду прекрасно образованных английских хамов. Хорошая государственная школа, за ней — Оксфордский университет, ну а после — заранее подготовленное местечко в папочкиной компании. Он был женат на невзрачной девушке по имени Элси, которая, по всей видимости, не часто выбиралась с ним в люди; я подозревал, что Хьюго полировал рукоятку своей старой крикетной биты где-то на стороне. Вкусы у него дорогие: водит «Дженсен» за двенадцать тысяч долларов, живет в лондонском таунхаусе и частенько зимует на Багамах. Я не особо много общался с ним, но казалось, он только и рассказывает, что обо всех тех случаях, когда ему на трассах Британии удавалось оторваться от полиции. Карточные долги? Возможно. Немного лишних денег, наверняка, не помешало бы ему. Но прикончить отца? Хьюго казался для этого чересчур несовременным и лишённым воображения.
Эмили уже стукнуло семьдесят три, и, несмотря на то, что английские старушки весьма раздражительны и смертельно опасны, с трудом верилось, что эта иссохшая бабулька могла организовать кончину собственного брата. Тем не менее… содержать дорогущий особняк стоило ей немалых средств, жизнь проходила мимо, и, возможно, Эмили чувствовала, что если она не получит деньги сейчас, то не получит их уже никогда. Возможно, она мечтала о пенсии на Майами-Бич. А с другой стороны, может, и не мечтала. Однако она была чудаковатой и странной — а никогда нельзя исключать наличие злого умысла в действиях чудаков, какими бы безобидными с виду те ни казались.
Чарльз — вечный младший брат. Он тоже был женат. Его избранницей стала сварливая рыжеволосая ведьма по имени Норма — жёсткая, амбициозная деваха прямиком из школы Родин (ультрамодного учебного заведения для молодых леди, располагавшегося во дворце неподалеку от Брайтона). Чарльз, насколько я мог судить, был добродушным болваном. Однако я не стал бы утверждать, что расчётливое убийство — это нечто неприемлемое для жизнерадостной Нормы. Чарльз всю жизнь находился в тени Хьюго, — учился в менее престижной школе и менее престижном университете, — и, возможно, он решил, что пришло время наложить лапы на кой-какие деньжата и улучшить свою судьбу.