Рассказы
Шрифт:
Мирон отрицательно покачал головой. — Первый раз слышу.
— А то! Мелкие разборки в глубокой провинции. Мало мы их в свое время резали. И в 19-м веке, и в 1916, и в 1918-м годах. Ой, мало! Опять размножились и про угнетение кричат. Оказывается, у них завелась национальная интеллигенция и подзуживает быдло. Это такие типы, — насмешливо сказал он, тыкая брата в грудь, — что вечно всем недовольны. Большой недостаток обнаружился, надо было оставить их в степи баранов пасти, так нет же… Учили в школах на свою голову. Кому в голову мудрую пришло инородцев учить на общем основании?!
— В Китае сегодня живет почти два миллиона потомков беженцев.
—
— Ну, положим и казаки не стеснялись, — возразил Мирон. — Полмиллиона по современным подсчетам угробили. Если не всех успели, так просто потому, что большая часть в это время воевала. Едешь по степи, до сих пор стоят пустые поселки. Только пыль летает, а никто не живет. Как прошла тогда конница, так никто не остался. Пулеметами всех резали. На фронте патронов не хватало, а здесь — сколько угодно.
— Зато, вот это все, — Павел обвел рукой вокруг себя, — называется Россия. Южная Сибирь. Не какой-то там Кыгрызстан.
Вот говорят Российская империя — это тюрьма народов была. Ерунда. Тюрьма — это когда все по камерам сидят, а русский надсмотрщик по коридору ходит. А в Империи некоторые инородцы лучше православных жили. У всех были разные права. Казахи с разными прочими азиатами в армии не служили. Вообще мусульман старались не трогать. Что кавказских, что здешних. Страна одна, а обязанности разные. Нам служить и коня с амуницией за свой счет приводить, а они по степи кочуют и пользы никакой.
Ничего не поделаешь, — усмехаясь, сказал Павел и бросил на землю докуренный до фильтра бычок, растерев его ногой, — бремя белого человека нести цивилизацию отсталым народам. А если они не желают принять новое и миссионеров ам-ам, то церемониться не стоит. Твои любимые американцы индейцев не особо жалели. Мало кто сохранился и в резервациях. А у нас — свобода! Езжай в любую сторону.
— Работай хоть дворником, хоть грузчиком, — подхватил Мирон, — чурке ничего сложнее не доверят.
— А ты приезжай ко мне на комбинат. Я уж по знакомству, как главный инженер много чего и кого показать смогу. И казахов-инженеров, и казахов квалифицированных рабочих и казахов-православных и казахов-отребье. Те, что изменяться не захотели. Так и остались в каменном веке. Вот и собирают объедки по помойкам и дворниками работают. Что среди русских таких нет? Есть. И всегда были, но в массе своей хотят жить нормально и работают добросовестно. А вот эти, наоборот. Из кланового общества так и не сумели выйти, за редким исключением. Что хан скажет, так и будет. Он безнадежно махнул рукой.
— Это не Россия пришла в степи. Это цивилизация подступила к самому порогу кочевой юрты. Рано или поздно так бы произошло, даже если бы здесь появились англичане или кто другой. К сожалению это закон жизни. Индустриализация и модернизация приходит ко всем. А кто не успел, того в землю втаптывают. Или еще лучше, заставляют выращивать один единственный вид продукции. Кофе там или хлопок. Цена на мировом рынке упала и все дохнут от голода сотнями тысяч. Подумаешь! Это где-то там далеко…
Все, — убежденно сказал Павел, — познается в сравнении. Америка тоже осваивала Дикий запад. Теми же самыми методами и по тем же самым причинам. Людям нужна была земля. Переселенцев было много, земли тоже, а вот туземцев мало. И они эту землю не использовали, а отдавать не хотели.
— А ты бы свою отдал?
— Я бы тоже воевал. Никто не любит захватчиков.
Вот никто же не трогал оседлых узбеков и таджиков в Ферганской долине. Там совсем другие условия. Земледелие поливное, сельхозпродукция совсем другая, православным не знакомая. Вот и не трогали оседлых. Это было столкновение земледельцев со скотоводами-кочевниками. Просто им не повезло. Это не хорошо и не плохо. Это жизнь. И ничего уже не изменить. Так что не имеет смысла бить себя в грудь и каяться. Тем, кто погиб уже без разницы, а те, кто живут, должны думать не про прошлые обиды, а про сегодняшнюю жизнь.
Не согласен?
— Ой, а вы ругаетесь? — испуганно воскликнула торопливо подбежавшая девушка. В пылу спора Мирон и не заметил, откуда она взялась. Очень даже симпатичная. Толстая русая коса до самой очень аппетитной попы, туго обтянутой американскими джинсами, светлая блузка, распираемая молодой упругой грудью и большие голубые наивные глаза.
— Ну, что ты, — ласково улыбнулся Павел, — это мы так… О прошлом беседуем.
— А, — неуверенно сказала девушка, — там, в дом зовут. Акимыч приехал.
— Уже идем, — хором ответили братья. Батю, по другому никто не называл. "Акимыч" и с изрядным уважением в голосе. Она повернулась и побежала назад.
— А кто это? — спросил удивленно Мирон, глядя ей вслед.
— Ты что не узнал? Клавкина дочка. Полина. А, — Павел пихнул брата в бок, — понравилась! Это тебе не твоя Ольга. В лучшем виде будет хозяйка, никакой работы не гнушается и все при ней, что должно быть.
Мирон промолчал. С браком у него действительно было не все ладно, но обсуждать он это ни с кем не собирался.
Дикий Запад… Сибирь… Не так все однозначно было, хотя и параллелей можно найти множество. Как и совершенно не схожего. Было бы желание. Под политический заказ при желании не трудно постараться, доказывая правильный тезис. Подобрать факты определенной направленности не великая проблема.
Начиналось все совсем не как в Америке. Первым был Указ 1822 г. "О дозволении крестьянам переселяться на земли сибирских губерний", который впервые санкционировал переселение малоземельных государственных крестьян из Европейской России за Урал на свой страх и риск, без помощи со стороны государства. Данное обстоятельство привело к печальным последствиям. Правом свободного переселения в полной мере воспользовались сибирские государственные крестьяне, устремившиеся на восток и юг. Правительство осторожно это прикрыло почти на сорок лет, чтобы не остаться совсем без крестьян. Но проект заселения востока всплыл позже, после отмены крепостного права.
В 1869 г. был издан закон об отводе казенных земель частным лицам. Под казенными землями подразумевались и земли казахов, объявленные государственной собственностью еще во время реформы 1867–1868 гг. Мигранты освобождались от уплаты казенных сборов и арендных платежей за отведенные земельные наделы на три года, с них снимались все недоимки в местах выхода по казенным, мирским и земским сборам, а также выкупные платежи с полученных после 1861 г. наделов. Летом 1869 года появились "Правила о переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли", которые сильно упростили получение разрешения.