Рассказы
Шрифт:
— Давай всего, что только есть, и водки.
— В сей момент! — крикнул половой.
Хозяин засуетился.
Стол уставляли закусками.
Мы с женщиной принялись оттирать руки мальчишке. Она залпом выпила три рюмки водки и начала понемножку согреваться.
Мальчишка пришёл в себя, жадными глазами смотрел несколько минут на расставленную еду, затем схватил ножку заливного поросёнка и кинулся было бежать.
Женщина поймала его за шиворот:
— Ешь тут, пострелёнок!
И,
— Хо-хо-хо! Боится, что вздуют! Ах, пострел!
Молодая ещё девушка, с узким лбом, низко, над бровями, растущими волосами, — настоящий тип вырождающейся.
— Шишнадцать лет всего! — сказала она, заметив, что я смотрю на неё.
— А давно?
— Третий год.
— А, чёрт — тварь… — расхохоталась по её адресу компания за соседним столом.
Мальчишка продолжал уплетать за обе щеки, с опаской поглядывая на меня.
— Ешь! Ешь!..
— Как зовут? — спросила его «Сашка».
— Петькой.
Они говорили, продолжая жевать, перебрасываясь фразами в антрактах, когда брали руками заливного поросёнка, рыбу, ветчину, варёное мясо.
— Родные есть? Тятька?
— Тятьки нет.
— А мамка?
— Мамка просит.
— Братья?
— Один брат. В новой тюрьме сидит.
— Сёстры?
— Две. Одна ходит. Другая в больнице лежит.
— Форточник, что ли?
— Нет, мал больно. Подросту, в форточники выйду. Покамест так, с лотков где жрать таскаю…
— А ночуешь где? В ночлежном?
— Зачем?
— А где ж?
— Вчерась — в бульварном. Третьего дня — в Александровском. Нынче опять в Бульварный шёл. Не дошёл, зазяб.
«Сашка» кончила есть и вытирала теперь руки о грязную скатерть. Она только пила, не закусывая. Я приказал подать вина.
— Вот это здорово! Совсем по-праздничному.
Мальчишка продолжал глотать с такой же жадностью.
В дверь раздался сильный стук. Так стучит только отчаяние.
Посетители вскочили с испуганным видом.
До меня донёсся шёпот: «полиция?»
В их взглядах на меня я прочёл подозрение: уж не я ли привёл за собой полицию?
Хозяин стоял около лампы-молнии, готовясь её погасить в нужный момент.
Растерявшийся половой побежал отворять дверь.
Донёсся какой-то разговор, и в комнату ворвался человек с видом затравленного зверя, которого преследуют по пятам.
— Ванька! — свободнее вздохнула компания. — Напугал, чёрт!
Но хозяин преградил ему путь.
— Гонят?
— Гонят. Да мы бросились в разные стороны.
— Убирайся!
— Да за мной со следа сбились…
— Сей момент
Хозяин схватил его за шиворот. Половой подскочил, готовый к услугам. Но я схватил хозяина за рукав:
— Стойте… Садись сюда. Если придёт полиция, я покажу, что с вечера сижу здесь с ним. Что он никуда не отлучался. Садись!
«Ванька» посмотрел на меня с изумлением, с недоверием:
— Не сыщик ли?
— Садись, коли барин выправить обещает! — улыбнулся хозяин.
И «Ванька» робко сел на край стула. «Сашка», принявшая на себя роль хозяйки, налила ему рюмку водки.
— Пей!
— С праздником! Рождеством Христовым, — сказал Ванька.
— А ведь и впрямь! С праздником, с Рождеством!
Все потянулись чокаться рюмками, стаканами пива, вина.
— С Рождеством!
— И вас также!
— А ты, пострелёнок, чего хочешь? — обратилась к мальчишке «Сашка».
— Красной водки, которая сладкая!
— Дать ему красной водки, которая сладкая!
— А чего ж не жрёшь, анафема?
— Устал!
Он сидел теперь пыхтя и отдуваясь, словно после тяжёлой работы.
— Дозволите? — спрашивал Ванька, нерешительно протягивая руку к остаткам еды.
— Ешь, ешь! Всё, что хочешь, ешь! — хозяйничала Сашка. — Разговляйся!
И налила Ваньке водки. Он каждый раз произносил всё веселее и веселее:
— С праздником всю честную компанию!
И все, веселея и веселея, чокались. Мальчишка не отставал от других, потягивал наливку, — теперь он весь раскраснелся, согрелся совсем, весело поглядывал кругом и вдруг неожиданно заорал, указывая на «Ваньку»:
— А он жулик! Я его знаю, он жулик!
— Не осуждай, подлец, в такой великий праздник! — наставительно отвечал ему хмелевший «Ванька», а «Сашка-карманщица», совсем пьяная, вдруг вскочила и заорала без толку, без смысла, жестикулируя руками:
— Что ж это такое? Зазвали и вдруг рядом с жуликом посадили. Где ж это видано?
— Молчи, ты…
И он крикнул ей слово, от которого она схватилась за бутылку. «Ванька» тоже угрожающе поднялся с места. Мальчишка полез под стол, крича:
— Жулик! Жулик! Убьёт!
Они кричали друг на друга, обдавая друг друга потоками презрительной, самой обидной брани. Эти подонки старались втоптать друг друга в грязь как можно глубже.
Но я изо всей силы стукнул кулаком по столу, так что мальчишка с любопытством выглянул из-под стола, и крикнул:
— Баста! Ни слова больше! Нет никого здесь, кроме братьев. Веселитесь во имя Бога, братства и любви. Бога, пришедшего в мир с душой незлобивой, как душа младенца!
И я чокнулся со своими собеседниками.