Рассказы
Шрифт:
Ей это уже не грозит. Марии Стюарт, Марии Шотландской, претендентки на королевский трон Англии, ее трон и только ее, не стало.
Жизнь самой Марии обусловили обстоятельства, от нее не зависевшие. Генрих VIII так хитроумно установил последовательность прав на шотландский престол, что после смерти его сестры они вполне законно переходили к Марии.
Большая политика разыгрывалась не по заранее написанному сценарию, а ситуативно. Мария оказалась замужем за дофином Франции. Могла и не оказаться. Но раз так, то почему бы ей не стать объединительницей не только Англии с Шотландией, но попутно и с Францией?
Вокруг шестнадцатилетней девчушки, блаженствующей при самом утонченном и изысканном дворе Европы, завязывается нешуточный клубок, который в конце концов станет петлей и захлестнет ее, как удавка.
Во Франции ни у кого нет сомнения в праве Марии на английский престол. Признается открыто, публично. Приличия и дипломатия отменены. Герольды принцессы носят гербы Англии, Ирландии и Шотландии. Внезапная смерть Генриха II — и муж Марии становится королем Франции, а юная и необученная — королевой. Притязания растут.
Шотландский Лейтен осаждается французскими войсками с суши и моря. Еще немного, еще чуть-чуть… Благодаря умным посредникам войска были отведены. Двух «дворовых детей» удалось убедить в невозможности победы.
Английский уполномоченный предлагает подписать Эдинбургский трактат, по которому французские войска выводятся из Шотландии, а укрепления Лейтена в кратчайший срок сносятся. Важно, но преходяще. Вывести, снести. Можно было не вводить, не осаждать, не сносить.
Важнейшее требование было одно: Франциск и Мария не должны более носить герб и титул королей Англии и Ирландии. Первые два пункта соглашения были выполнены в установленные сроки. Третий и самый главный — никогда Мария так и не подписала его. И на воле и в заключении, на плахе и до нее она продолжала считать себя законной наследницей и правопреемницей.
Вера в свое право, предназначение? Самолюбие, гордость? Вероятно. Но вероятнее другое — преданность детству.
Именно эта, не поставленная Марией подпись и была тем призраком, который пугал Елизавету и лишал ее покоя, который будил ее по ночам, вышвыривая из теплой постели и заставлял в бешенстве и тоске метаться по Виндзорскому замку, проклиная соперницу и желая ей немедленной смерти.
Не только в католической Европе, но и в Англии и Шотландии многие считали ее законной королевой. В нужные минуты Мария умела собраться, стать сжатой пружиной, пантерой, готовой к прыжку. Она могла бы стать Государственным Жителем европейского масштаба. Но пылкие страсти, путаные, сбивчивые обстоятельства. Мужчины в ее жизни.
Эпоха Марии не была эпохой мира. Это было время вражды, взаимной ненависти. Время, в котором смешались политика и религия настолько, что были неотличимы. Бог был забыт. Было не до него.
Расслабляться не стоило. Мария, увы, позволяла себе это, что не следовало делать. Особенно потому, что она была символом в борьбе двух могущественных сил столетия, не знающих снисхождения и не прощающих ошибок и слабостей. И одновременно редкой игрушкой. С которой хотели играть все заинтересованные стороны. И каждый вырывал из рук другого эту ценную, но хрупкую вещицу.
После смерти Франциска заговорили о ее браке с доном Карлосом, сыном Филиппа II. Брак расстроился из-за противодействия
Но честолюбие Филиппа находит выход. И он вместо сына предлагает в мужья Марии своего племянника, эрцгерцога Карла Австрийского, у которого план дяди вызывает столь пламенные чувства, что он готов объявить войну Англии, если та вмешается, чтобы заполучить Марию.
Ее судьбой распоряжались, не спрашивая ее согласия, не интересуясь ее желаниями, пристрастиями, антипатиями, мнением. Кому это надо? Она была сокровищем, обладать которым желающих хватало с избытком.
Жизнь Марии с сокращениями и лакунами от рождения до гибели. Дело не в жизни, а в драматической развязке, ее эпилоге. В ошеломляющем темпе, в стремительном развитии действия, в смене декораций всегда есть что-то ирреальное. При этом радость, боль, страх и надежда живут, сгущаясь до мгновения. Оно минует время, останавливаясь. Одноразовый акт без длительности и сопутствующих обстоятельств.
Часто, закрыв глаза, она видела исписанные страницы. Текст от руки, мелкой вязью. Прочесть не могла, да и язык казался чужим и незнакомым. Тонко, изящно выведены каждая буква, слово, предложение. Плотно, без пропусков между ними. Догадаться, что в нем, было невозможно. К тому же он быстро исчезал, чтобы появиться вновь.
Описание хозяйственных построек или внутренних покоев, замков, дворцов, в которых ей приходилось жить и царствовать, земледельческих работ или пастушеских, неизвестной ей битвы? Или это была повесть о ней, блистательной принцессе и королеве французского двора, королеве Шотландии. Уже написанная, в которой подробно, слишком подробно рассказывалось о ее жизни, страстях, изменах, известных лишь ей одной, и о том, чего она не знала и чего ей не дано было узнать.
Каждый раз, закрывая глаза, она видела эту каллиграфию своей судьбы. Однажды, закрыв их, она не увидела вязи текста. Она увидела сцену своей казни. Не досмотрела. Не потому, что не хватило духа. Зачем торопить то, чего не избежишь. Позже ее удивило одно. Буквальный повтор в реальности.
Совершая все необходимые действия, она не воспринимала их, видя лишь то, что узнала ранее. Она присутствовала и отсутствовала на своей казни. Но реальность отличается от видений тем, что она все доводит до логического конца. До полной и необратимой завершенности.
Мария была казнена в том же замке, в котором содержалась в заключении. В одном из залов. Ее могли бы казнить в Тайберне, в окрестностях Лондона, месте публичной казни, пережившем ее на двести лет. Но событие это было несколько интимного, личного свойства и ограничились приватной церемонией для избранной публики. Так устраивают свадьбы почтенные персоны, не отягощенные юностью. Или пресытившиеся аплодисментами и собственной значительностью.
Все было обставлено корректно и с большим достоинством. Зал обтянули до потолка черным сукном, таким же обили помост. Аккуратно посередине установили плаху. Добавим для полноты картины подушку и топор.
Мария осталась Марией. В соответствии с торжественностью минуты и обряда. Она появилась в белом праздничном наряде, с диадемой на голове и черным покрывалом, откинутым назад. Осанка, высоко поднятая голова. Величие. Несколько скорбного оттенка.
Этикет был соблюден с обеих сторон.