Рассказы
Шрифт:
– Ты чего заливаешься? – удивился Иван Ефимович.
– Да я же тебя не за Ромку спрашиваю, – пояснила внучка, – а за этого… как его… сбил ты меня… за экс-кур-со-во-да, – произнесла она на всякий случай по слогам.
– А-а-а! – протянул дед. – Так бы сразу и сказала. Ну, конечно, знаю. Я тоже, когда в школе учился, ходил с классом на экскурсии всякие. В Краснодон ездили, например. Про «Молодую гвардию» слышала?
– Нет, – ответила Даша и тут же добавила: – мы это ещё не проходили.
– «Проходили», –
– Почему? – удивилась Даша. – Вас возили, а нас не повезут…
– Так, Дарья, – перебил дед, – слово-то учим или нет?
– Учим-учим, – подтвердила Даша. – Я начало уже запомнила: «Дискри…»
– А дальше проще, – сказал старик, – «…ми-на-ци-я».
– Ди-скри-ми-на-ци-я! – верно?
– Молодчина, – дед погладил внучку по голове и повторил, – молодчина. Так вот слово «дискриминация» означает… означает… как бы тебе объяснить, что бы ты сразу поняла. Ну, в общем, это когда кто-то считает себя лучше другого и всячески ему об этом напоминает, мол, я лучше, я умнее.
– Всё поняла! – воскликнула Даша. – Это про нашу учительницу.
– Как это про вашу учительницу? – с удивлением воскликнул дед. – Она что…
– Ну, она всё время нам говорит: сиди не умничай. Понимаешь? Умничать можно только ей. И вообще, ей можно всё – краситься, делать маникюр, на уроке по телефону говорить, всё-всё-всё! А нам ничего нельзя. Это дикри… дискри… минация?
– Нет, Даша, какая же это дискриминация, это дисциплина.
– Дисциплина, дед, – не согласилась внучка, – это когда не разговариваешь и не крутишься на уроках. А так получается, Вере Семёновне, можно всё, а нам ничего. Я, например, тоже хочу в школу ходить красивой.
– А ты некрасивой ходишь, что ли? – улыбнулся дед.
– Какая там красота, – вздохнула девочка, – я перед Новым годом накрасила ногти и чуточку губы. Губнушку мне, кстати, мамина подруга, тётя Надя, подарила. Так Вера Семёновна такой шум подняла, что я даже плакала. Принесла мне жидкость, заставила стереть лак, потом отвела в туалет, умыла, и ещё маму в школу вызвала.
– Ну, а мама что? Ругала? – спросил дед.
– Нет, в школе она просто промолчала, а по дороге домой назвала Веру Семёновну идиоткой.
– Ну, это зря она, – неодобрительно покачал головой Иван Ефимович, – учительницу нельзя обзывать.
– Дед, – нахмурилась внучка, – ты что, против меня?
– Как это понять?
– Ну, ты за меня или за Веру Семёновну? – Даша прищурилась.
– Конечно, за тебя, внучка! – дед развёл руками и добавил: – в любом случае.
– Тогда и не защищай её. Злая она. Понимаешь?
– Понимаю, –
– А какая разница? – хмыкнула девчонка. – Всё равно ругается. Не нравится она мне. Вот тётя Надя хорошая – мамина подружка. Она такая добрая и красивая…
В этот момент отворилось окно, и появилась голова бабушки.
– Ну, чего вы там воркуете? – весело спросила Анна Васильевна. – Мойте руки и за стол. Я вам тут таких вкусняшек наготовила.
– Идём-идём, бабулечка! – радостно ответила Даша и вспорхнула с порога, словно бабочка.
II
– Вот зараза! – бабушка палкой стучала по половице. – Не даст спать сегодня. Как же он туда забрался?
Сверчок, словно прислушиваясь к проклятиям Анны Васильевны, на какое-то время умолк, но через несколько минут снова «запел». «Запел» он, конечно, по мнению Даши – она радовалась каждой его новой мелодии. А для бабы Ани это было не пение, а «тарахтение». Дед почему-то употреблял и вовсе смешное слово. Он, заслышав непрошеного гостя, говорил:
– Ну вот, опять забулькал.
– Бабушка, – спросила девочка, – а как его зовут?
– Кого?
– Ну, сверчка вашего!
– Да бог его знает, – пожала плечами старушка, – сверчок да сверчок. Кто б его называл?
– А можно мы ему имя придумаю? – предложила внучка.
– Упаси, боже, – перекрестилась бабушка. – А то приживётся тут на всё лето. Будем потом ходить как сонные тетери. Сегодня до часу ночи трындел.
– А разве тебе не нравится, как он поёт? – удивилась Даша и предложила: – Послушай! Слышишь? Он говорит: перелью, перелью, перелью! А вот теперь: рули-рули-рули! Слышишь?
– Ой, Дашенька, не придумывай ты, ради бога, – всплеснула руками Анна Васильевна.
– Да ничего я не придумываю! – возразила Дарья. – Внимательно слушай. Теперь вот запел: бирюлёво-бирюлёво-бирюлёво!
– Ага, точно, скоро начнёт петь: Войковская-Шоссе Энтузиастов-Университет.
– Ой, смешно очень, – Дарья закатила вверх глаза. – Я же не виновата, что у вас слуха нет.
– У кого это нет? – возмутилась бабушка. – У меня нет слуха? А ты забыла, что твоя бабушка преподавала в музыкальной школе сольфеджио? И кто тебя на фортепьяно настоял отдать?
– Значит, постарела, – сделала вывод внучка. – Только старые люди и хулиганы не любят музыку. Мне так сказала мама.
– Нет, Дашенька, – возразила Анна Васильевна. – Не знаю, как там насчёт хулиганов, а музыку я любила всю жизнь и люблю сейчас.