Расследование смерти мадам Бовари
Шрифт:
В тот вечер малышка опять его поджидала, спрятавшись напротив «Золотого льва» за воротами.
— Не хватай меня за руки так сильно, — попросил он, — ты мне делаешь больно!
— Поклянитесь еще раз, что увезете меня с собой.
— Еще раз? Но я никогда ни в чем не клялся тебе!
— Нет, клялись!
— Это невозможно! Я хочу уехать из Руана, уйти из полиции. Поеду в Париж.
— Если поедете в Париж, возьмите меня с собой! Там я буду делать все, что захотите.
— Да что тебе делать в Париже? — улыбнулся Реми и поцеловал ее.
Она ответила
— Увезите меня, не оставляйте меня здесь! Мой отец глуп, мать строга, никто ничего ни в чем не понимает! Здесь всего одна улица, люди ужасные — как все это вынести? Я хочу жить, хочу сделать вас счастливым, целовать вам руки!
— Глупышка, — говорил он. — Понимаешь ли ты, что говоришь?
— Прекрасно понимаю! Если вы уедете без меня, я умру, как Эмма!
— Почему как Эмма?
— Она тоже ненавидела здешних людей. Как и я, она хотела вырваться. Целуйте меня, как эти мужчины целовали ее! Ласкайте меня, делайте со мной, что хотите!
— Да что же я буду с тобой делать, маленькая негодница?
Однако эта маленькая негодница была прехорошенькой и целовалась весьма умело. Ему исполнилось двадцать пять лет, а ей — шестнадцать (по крайней мере, так говорила ее мать).
Годы спустя он вспоминал об этом приключении своей молодости, и ему казалось, что она обладала очарованием четырнадцатилетних учениц балетной школы, которых теперь, будучи старым и богатым, он встречает каждый вечер в фойе оперы, когда в компании с другими, такими же, как он, завсегдатаями, наблюдает то, что они одновременно по-отечески и развратно называют между собой «прогрессом учениц». Но в своих картинах его друг Дега, одинокий художник-мизантроп, который так хорошо передал мир маленьких нищих танцовщиц и их обожателей, описал это лучше его…
— Вы найдете меня в пристройке позади дома, — шепнула девушка. — Там моя комнатка. Пройдите через двор. Ключ будет в двери, и там я вам докажу, как люблю вас.
— А твои родители?
— О, мои родители!.. Говорят, их отправят в тюрьму.
— Послушай, беги домой, закройся на два оборота и не открывай мне ни под каким предлогом. И чтобы я тебя больше до своего отъезда не видел!
Естественно, через четверть часа он оказался во дворе дома Омэ и с осторожностью поднялся по ступенькам пристройки.
7
Она стояла перед крошечным камином, на котором в подсвечнике горела свеча, и внимательно рассматривала свое отражение в зеркале.
— Я красивая? — спросила она.
— Конечно. Только замолчи, пожалуйста!.. Откуда у тебя этот золотой крест на шее?
— Это крест невесты. Матери я сказала, что нашла его на земле. Но она мне никогда не верит.
— И правильно делает. Это тебе Жюстен подарил?
— Нет, Жюстен бедный! Говорю же вам, что нашла его.
— Иди ко мне.
Он не помнил, как обнял ее, как бросил на кровать, раздел донага и лег сверху. У него это было в первый раз. Какой-то порыв бросил его к ней, заставил войти в нее.
— Вы очень приятный господин, — сказала она. — Помогите мне одеться, а потом мы опять начнем.
— Где твои туфли и чулки?
— Под кроватью.
Под кроватью стояла пара грязных ботинок Он потянулся за ними, чтобы передать ей.
— Нет-нет, не эти. Их я не ношу. Они грязные — забыла их почистить.
— Это твои ботинки? Как у богатой женщины.
— Они принадлежали Эмме. Она мне их отдала.
— Но ведь такие же ботинки были тогда у нее на ногах…
— Ну да, а это другие. Сапожник из Руана сшил ей две пары.
Он снова вспомнил следы на снегу, и его словно пронзила молния. А что, если найденные им на снегу отпечатки принадлежали не Эмме, а были оставлены этой девушкой?
— И часто ты носишь ее ботинки? Ты их надевала в последнее время?
— Ну да, несколько раз.
— В таких ботинках не ходят по снегу.
— Но если хочешь быть красивой…
— Не приходила ли ты недавно в Юшет в этих ботинках?
В ее глазах читалась мольба. Она не сразу решилась ответить.
— Да.
Вдруг он вспомнил, что видел обнаженную фигуру в окне замка.
— Зачем ты туда ходишь?
Из глаз девушки брызнули слезы. Это были слезы не раскаяния, а скорее слезы бешенства, ярости, сожаления, что она так глупо попалась.
— Меня заставлял приходить господин Родольф!
Может быть, он все-таки испытывал к этой девчонке нечто вроде любви, поскольку с удивлением понял, что ощущает отчаяние и злость. По его лицу вдруг потекли слезы.
— Да знаешь ли ты, кто этот господин Родольф? Кутила, эгоист и развратник! Ты навсегда останешься запачканной!
— Он любезный, он мне деньги дает. А вот запачкаться — это значит остаться здесь с моими родителями и без денег.
— Сумасшедшая!
— Иногда он привозит других девушек из Руана. У него бывают его друзья тоже оттуда. Один из них пообещал, что скоро устроит меня там. Он хорошо знал Эмму, виделся с ней, давал ей деньги. Наверное, скоро он меня увезет. Но я больше хочу с вами в Париж!
— Эмма знала, что ты наведываешься в Юшет?
— Конечно, именно для этого она и дала мне свои ботинки.
— И она сама туда ходила?
— В последнее время нет, но она там бывала раньше.
— Неужели у тебя нет иного способа вырваться из Ионвиля, как только ходить к Родольфу? Например, дождаться, когда кто-нибудь тебя полюбит?
— Я ждала, но никто так и не появился.
Реми задумался, не станет ли ей от его появления еще хуже? Хочет ли он что-нибудь еще, кроме как сделать ее своей любовницей, а потом, возможно, если она будет настаивать, увезти ее в Париж, чтобы еще некоторое время позабавиться? К сожалению, молодого человека не особенно заботило, что с девушкой будет дальше и какой ценой она заплатит за свое бегство. Юность и эгоизм идут рука об руку.