Расследование смерти мадам Бовари
Шрифт:
— Ты хотя бы ничего не забыл? — вдруг спросил комиссар.
— Нет, а что я должен был не забыть?
— Ну, я не знаю, свои письменные принадлежности, перья, чернила, бумагу — все, что сейчас требуется для работы над любым делом. Отчеты, протоколы, донесения — вот что теперь ценится превыше всего!
— Думаю, у меня все есть.
Однако Делевуа распалился еще больше.
— Дополнительное расследование! — ворчал он сквозь зубы. — Дополнительное расследование — и это при том, что следствие еще даже не начиналось!
Наконец, чтобы сменить тему разговора, он приоткрыл замерзшее смотровое окошко, через которое можно было разговаривать с ямщиком.
— Эй, кучер, спят, что ли, твои лошади? Коляска ледяная — мы тут замерзнем, если
— Опять снег пошел, господин комиссар. Если он не перестанет, боюсь, мы не сможем ехать дальше, а остаться ночью посреди дороги — это не шутка.
— Ну так поезжай быстрее!
— Но как же я могу, господин комиссар?
Делевуа потянулся, чтобы опустить форточку; пар от его дыхания был виден в свете фонаря.
— Проклятая коляска! — сказал он. — Как подумаю, что д’Эрвиль увел нашу из префектуры!
— Да и она не лучше этой, господин комиссар. И вы же знаете, что ему надо было приехать первым.
— Приехать раньше нас? А спрашивается, зачем? Убедиться, что она умерла, — и все.
— Речь о другом, господин комиссар!
— Ну ладно, посмотрим! Чем быстрее закончим, тем лучше.
С каждой минутой снег и грязь все больше затрудняли ход. Кроме того, состояние дилижанса было отнюдь не безупречным. Эта неуклюжая колымага с черно-желтым кузовом под названием «Ласточка», в которой они сегодня вечером были единственными пассажирами, три раза в неделю обеспечивала сообщение Руан — Ионвиль. Именно в тот момент, когда полицейские бранили состояние рессор, какая-то из них вдруг сломалась — это случилось в одном лье от места назначения.
Пока они выбрались из повозки, а кучер, которого звали Ивер, распряг лошадей и приступил к починке, наступила глубокая ночь. Все уже закоченели и только начали забираться в дилижанс, как внезапно прямо на них из темноты вынырнула едва освещенная карета; она на бешеной скорости мчалась в противоположном направлении.
— Наконец-то кто-то едет к нам на выручку! — крикнул кучер и поспешил на до-роту, размахивая своим фонарем.
Запряженная четверкой лошадей карета с ужасным металлическим лязгом промчалась бок о бок с дилижансом, едва не задавив всех троих и обдав их фонтаном грязи и снега.
— Поберегись!
Они едва успели разглядеть сидевших в карете пассажиров: две-три женщины в туалетах, словно возвращавшихся с бала, мужчина во фраке с белым шарфом, в цилиндре, и черный, как демон, кучер, который успел бросить на них гневный взгляд, продолжая громко понукать лошадей.
— Нет, вы только подумайте! Они даже не остановились!
— Я знаю эту карету, — заметил Ивер. — Это люди из Руана. Наверное, приезжали погостить у своих друзей в замке Вобьесар, а может, и еще дальше. Праздник у них закончился поздно, потому и гонят галопом, точно безумные, не заботясь о беднягах, которые оказываются у них на дороге.
— А кучер — ты его знаешь?
— Нет, но уже видел раньше. Правит, как дьявол!
Ивер снова стал хлопотать вокруг «Ласточки» и вскоре объявил, что починил рессору на скорую руку. Он взял лошадей под уздцы, и пустой экипаж во мгле медленно тронулся в путь, а два пассажира пошли за ним, держа в руках фонарь и спотыкаясь на обледенелой земле.
Дорога вилась по ложбине и вела к какой-то долине. Окруженная темными, несмотря на снежный покров, деревьями, перерезанная глубокими колеями, она была погружена в полнейшую темноту и таила множество опасностей. Путь преграждали то замерзшие ручьи, то сугробы, то упавшие деревья. Прошло больше часа, прежде чем они, грязные и закоченевшие, добрались до постоялого двора — конечного пункта следования дилижанса. Мамаша Лефрансуа, хозяйка гостиницы, как раз намеревалась послать им подмогу.
Судя по всему, возница Ивер был очень горд, он даже рассердился, узнав, что им собирались отправить помощь.
— Да зачем это? — возмущался он. — Неужели мы с этими двумя господами не способны добраться сами?
— Уж нельзя и побеспокоиться! — оправдывалась мамаша
Ивер рассказывал об их приключении в своей манере. Он упомянул о гостях из соседнего замка, которые так спешили в Руан, что чуть не опрокинули дилижанс. Старуха пожала плечами и проворчала что-то невнятное насчет этой странной кавалькады, но никто из присутствующих и не подумал вникнуть в смысл ее слов.
— Как на пожар неслись! — ворчал Ивер.
Он позвал служанку, которая тотчас же явилась с подносом. Ивер случайно опрокинул протянутый ею стакан водки, после чего осенил себя размашистым крестным знамением.
— А мы, — оживился Делевуа, — не заслуживаем, что ли, стопочки? Мы тоже чуть не расстались с жизнью прямо на дороге из-за этого собачьего холода!
Делевуа обладал всем необходимым, чтобы произвести впечатление на хозяйку, которая, впрочем, кроме своих обычных постояльцев — крестьян и ломовиков, — видала всяких. Он был высокого роста, имел цветущий вид и отличался словоохотливостью. Его синяя драповая шинель, застегнутая до самой шеи, была сшита, вероятно, в те времена, когда потерпела поражение Великая армия Наполеона. Да и припорошенный снегом высокий форменный головной убор из бобрового меха наверняка знавал лучшие времена.
— Ах, господин Делевуа, покорнейше прошу меня простить! Я вас сразу и не признала! Вы прибыли из-за того дела? И молодой человек тоже?
Тотчас же по ее знаку обоим гостям налили стаканы того же эликсира, и их ночное происшествие сразу же показалось лишь незначительным эпизодом.
5
Молва расходилась, и городок был встревожен. Судебно-медицинский эксперт уже находился здесь, а теперь приехала и полиция. Хотя время было уже позднее, все именитые граждане собрались в трактире госпожи Лефрансуа «Золотой лев». Ярко горевший огонь освещал главное помещение, снаружи над дверью торчала метла со связкой папоротника, означавшая, что здесь подают выпить. Не было только аббата Бурнизьена, городского кюре, который считал недостойным своего сана присутствие в публичном месте. Председательствовал на собрании мэр Тюваш. Лицо его выглядело свежим и румяным, в правом ухе поблескивала золотая серьга, хлопчатобумажная шапочка была натянута на самые уши, вокруг шеи он повязал большой красный платок. Мэр был одет в синюю накрахмаленную блузу, и весь его наряд выдавал в нем собственника-фермера, уроженца Нормандии. Его хитрые глазки ни на секунду не выпускали из виду никого из участников.
— Друзья мои, — провозгласил он, — до сего дня наше небольшое поселение не знало скандалов. И вот два доктора, приехавшие из города, ходатайствовали вчера о возбуждении следствия по факту смерти одной из наших жительниц! Полиция находится здесь, в гостинице «Золотой лев». После инцидента на дороге, который, к счастью, благодаря господину Иверу не имел негативных последствий, полиция освежилась, если можно так выразиться, и появится с минуты на минуту.
Именно в этот момент, как в театральном действии, руанские гости появились на верхних ступенях лестницы: внушительный Делевуа, не снявший свое грубое, промокшее пальто и не расставшийся с громадным свернутым зонтом, которым он пользовался то как тростью, то как палкой, чтобы избивать злоумышленников, Реми в рединготе, с блокнотом для записей и чернильным прибором и д’Эрвиль в черном сюртуке, с белоснежным галстуком — его волосы и бакенбарды были тщательно расчесаны, так что никому в голову не пришло бы, что до этого он провел три часа кряду, погрузив руки в кровь и химикалии, исследуя труп и забирая образцы. Таков был молодой судебно-медицинский эксперт из префектуры: ангельская улыбка, красивое румяное лицо, очки в тонкой золотой оправе, кудрявые бакенбарды и длинные волосы — все это напоминало скорее поэта или музыканта, но никак не медика. Если бы не врачебный чемоданчик, который он как бы невзначай держал в руке, ни за что не догадаться, какая у него профессия.