Расследования Берковича 3 (сборник)

Амнуэль Павел

«Было часа два ночи, – показал Дан Ривлин, сосед Зюсса со второго этажа. – Я проснулся от какого-то резкого хлопка. Секунду спустя раздался еще один хлопок, и я понял, что это выстрел. Я прислушался, но все было тихо, больше никто не стрелял. Тогда я повернулся на другой бок и спал до утра»…

«Было два часа и семь минут, – показала Фрида Маркиш, квартира которой находилась в доме напротив. – Это я помню, потому что машинально посмотрела на часы. Я смотрела телевизор, вообще я сова и раньше трех не ложусь… Откуда-то с улицы раздались два громких хлопка, я подумала, что это могут быть выхлопные газы от машины… Я подошла

к окну и выглянула, но на улице не было машин, и тогда мне пришло в голову, что это были выстрелы. Однако все было тихо, нигде никакого движения… Я постояла у окна минуту-другую и пошла досматривать сериал»…

Выстрелы слышали еще два соседа. Один из них, Моше Грубер, даже позвонил в полицию, но на вопрос, откуда именно раздались выстрелы, он ответить не смог. Патрульная машина, прибывшая через десять минут, дважды объехала квартал, но ничего подозрительного не обнаружила. О том, что произошло убийство, в полиции узнали только утром.

Подозрения у комиссара Пундака вызвали два человека, о которых было известно, что они часто бывали в квартире Зюсса и, в частности, вечером перед убийством тоже посетили коттедж в Петах-Тикве. Первым был Соломон Эдельман, давний приятель Зюсса, заядлый биржевый игрок, у которого не было другого занятия – он то заколачивал крупные суммы и тогда с шиком тратил деньги, то в одночасье спускал все, что успевал выиграть, и тогда его жена грозила выбросить мужа из дома, а Соломон клялся, что больше никогда не будет иметь дела с акциями. Вчера вечером Соломон приехал к Зюссу в десять, а когда уехал – не видел никто.

Вторым подозреваемым оказался джазовый музыкант Биби Кабира, игравший в ресторане отеля «Шератон» в Тель-Авиве. Кабира был знаком с Зюссом года два, связывали этих людей какие-то совместные финансовые операции. Кабира приехал к Зюссу, когда ресторан закрылся, был первый час ночи. О чем он говорил с хозяином и когда уехал, не было никаких сведений.

Вопрос заключался в том, оставался ли кто-то из этих людей в коттедже до семи минут третьего, когда прозвучали выстрелы. Эдельман жил недалеко от Зюсса, в Бней-Браке, это была территория, где комиссар Пундак чувствовал себя хозяином. Он немедленно явился к Эдельману домой, изъял для экспертизы принадлежавший хозяину пистолет (проверка на месте показала, что оружием давно не пользовались) и устроил Соломону и его жене Эстер допрос с пристрастием. Эстер утверждала (вопли ее слышны были на соседней улице), что муж вернулся домой в полночь, был трезв и спал до утра, как младенец, успев, правда, исполнить свои супружеские обязанности. Соломон подтвердил все, сказанное женой, добавив, что, уезжая, оставил Арона одного и, естественно, живого.

Похоже было, что Эдельман действительно не имел к убийству никакого отношения. Оставался Биби Кабира, который жил на своей вилле в северном Тель-Авиве. Пундак с удовольствием нагрянул бы к Кабире сам, но для этого нужно было получить разрешение, поскольку формально это была не его территория. Поэтому…

– Понятно, – сказал Беркович. – Уже потеряно много времени, инспектор.

– Да, – кивнул Хутиэли. – Поезжай, разберись с этим Кабирой. Собственно, твоя задача – проверить алиби. Расследование ведет Пундак, пусть сам и расхлебывает кашу…

Берковичу пришлось долго звонить в дверь. Кабира открыл минут через десять, глаза у него были заспанными, и он долго не понимал,

чего от него хотят. Где он был ночью? А почему, собственно, это так важно? Услышав о смерти Зюсса, Кабира долго смотрел в одну точку, а потом пришел наконец в себя и засуетился.

– Думаете, это я его… э… – бормотал он. – Ничего подобного, клянусь… У меня и пистолета нет, и права на ношение оружия… Можете хоть все обыскать… И вообще, я был у Арона несколько минут. Этот, как его… Эдельман тоже приезжал, но раньше, я его не застал… Я передал Арону деньги… Сколько? Три тысячи я был ему должен… И уехал, потому что… О! Так я вам сейчас покажу!

Кабира хлопнул себя по лбу с такой силой, что Беркович подумал, что музыкант хотел вышибить себе мозги. В следующую секунду Кабира бросился к лестнице, которая вела на второй этаж, и сержант поднялся следом, стараясь держаться поближе к «объекту». Наверху оказалась только дверь на крышу, распахнутая настежь. Крыша виллы была своеобразным летним салоном под открытым небом – здесь стояли диван, журнальный и сервировочный столики, кресло-качалка, куда Кабира немедленно и бросился, будто его не держали ноги.

– Уф, – шумно вздохнул он. – Хотите выпить? Кола в той бутылке, видите?

– Вижу, – сказал Беркович. – Но вы не ответили на мой вопрос: можете ли вы доказать, что после часа ночи и до утра находились здесь? Вы понимаете, что вас могут обвинить…

– Чушь! – воскликнул Кабира, раскачиваясь в кресле. Он уже вполне пришел в себя и, похоже, разговор с сержантом даже начал доставлять ему удовольствие. – Я был дома и легко вам это докажу. Я наблюдал за метеорами, вот что я делал ночью!

– За метеорами? – удивился Беркович.

– За метеорами! – повторил Кабира. – Вы не знаете? Сегодня ночью прошел метеорный дождь, об этом же все газеты писали! Я человек романтического склада, поэтому после работы заехал к Арону, отдал деньги и поспешил домой. Поднялся сюда и до трех часов следил за метеорами. А потом пошел спать. Могу доказать, нет проблемы! Я фотографировал небо своим «поляроидом». Ни черта, конечно, не получилось, я думал, что смогу сфотографировать след метеора, но выдержка, должно быть, слишком мала… Но время! На фотографии ведь отпечатывается дата и время съемки! Вон там посмотрите, сержант, на журнальном столике.

Беркович взял в руки стопку фотографий. «Поляроид», о котором говорил Кабира, лежал здесь же. Да… Неизвестно, каким Кабира был музыкантом, но фотограф из него был никудышним. Чернота, только на двух снимках из восьми виден был бледный, явно не пропечатанный, серп луны. Но время отмечено – это факт. Беркович перебрал фотографии – первая была сделана в час тридцать две минуты, последняя, восьмая, в два часа двадцать девять минут. Что ж, если так, то Кабира действительно никак не мог оказаться в два часа семь минут в коттедже Зюсса… Надежное алиби.

«Слишком надежное», – подумал Беркович. Он взял в руки фотоаппарат и сверил числа в окошечке с временем на своих часах. Разница составила одну минуту. Значит, Кабира не соврал, и в два часа он был здесь, пялился в небо и…

– Надежное алиби, – сказал Беркович. – Вы позволите изъять аппарат и фотографии, их нужно будет использовать в качестве вещественных доказательств. Сейчас я составлю протокол…

– Пожалуйста, – величественно кивнул Кабира. – Я честный человек, мне нечего скрывать…