Расставание
Шрифт:
Звонок в дверь.
— Отец, наверно.
— Он сказал, что придет поздно. Он еще просил, чтобы вы его дождались. Извините, забыл сказать сразу.
Я иду к двери, открываю. Врывается Женька Полуэктов.
— Дома? Добро! У тебя куда окна выходят?
Он отстраняет меня, бежит на кухню. Я за ним: Женька открывает форточку, высовывается, свистит и машет рукой.
— Такси отпустил. Наугад ехал. Разговор будет.
Я веду его в свою комнату. Увидев дьяка, Женька прищуривается и мгновенно оценивает моего гостя.
— Понятно. Посланец из того мира.
Я
— Ну, а мы с тобой, старик, прочненько из этого мира, потому разговор будет приватный.
Он намеревается выйти, но я останавливаю его. Недоброе предчувствие приходит ко мне от прыгающего Женькиного взгляда.
— Садись и говори. Какие от него могут быть секреты.
Женька смотрит на меня, на дьяка и хмыкает — дескать, его дело сторона, он умывает руки. Разваливается на кушетке, жестом предлагает сесть и мне. Я стою.
— Ну, старик, сейчас ты попадешь в стирку. Так что сосредоточься.
Я смотрю на него, как смотрел бы на колесо наезжающего самосвала.
— На Ирине, как я понимаю, ты жениться не собираешься?
Словно подключенный к чужой игре, я отвечаю медленно:
— Нет. Я собираюсь жениться на поповской дочке, то есть на невесте присутствующего здесь человека. Его зовут Володя…
Неужели я уже догадываюсь о следующей Женькиной фразе? Наверное, иначе зачем бы мне так говорить.
— Значит, старик, ты не хочешь жениться на женщине, которая ждет от тебя ребенка?
Конечно, я догадался раньше, чем это было сказано… А может быть, давно уже догадывался, да не признавался, играл в темную? Я не вижу своих ушей, но чувствую, как они махровеют. А Женька, мне кажется, удивлен моим состоянием.
— Понимаешь, старик, я дал ей честное слово, что не скажу тебе. Я бы и не сказал, если бы она пошла за меня замуж, но — такие дела, она меня мягко отшила. И что это значит? Что она любит тебя, стервец. А спрашивается, за что?
Я со скрипом шеи поворачиваюсь к дьяку Володе, его моргающие глаза смотрят куда-то в угол.
— Видишь, что получается, какая сложная геометрическая фигура: два смежных треугольника с общей гранью. Как мы их отделим друг от друга?
И отчаянно к Женьке:
— Разве я подлец? Ну, ты, рационалист, давай обозначь ситуацию. Подлец я? Ты же пришел выстирать меня. Давай! Я уже в пене.
— В известном смысле, — отвечает Женька холодно, — ты собака на сене. Этакая ленивая собака.
— Я к тому же еще и пакостливая собака. Ну, дьяк, что скажешь мерзкому грешнику?
Он боится взглянуть мне в глаза, я же впиваюсь в него взглядом, как клещ, ему от меня не отвертеться.
— С той женщиной, ну, которая… это все было раньше, ведь так? И вы ее больше не любите?
— Ну, дорогой мой, ты говоришь, как жалкий гуманист. И я думаю, не очень-то искренен.
— Я ничего не знаю! — почти воплем разражается дьяк Володя. — Не спрашивайте меня! Я ничего не знаю!
Телефон звонит так резко, что кажется, будто он подпрыгивает на месте. Я взглядом прошу Женьку взять трубку.
— Нет, я не Генночка. Генночка? Он теоретически
Дьяк Володя с ужасом смотрит на телефон. Женька закрывает трубку рукой.
— Леночка Худова собственной персоной в большом волнении.
Мне сейчас не до нее, но Женька тянет мне трубку.
— Генночка, ты волшебник! — захлебывается от восторга дочка подполковника с Лубянки. — Генночка, если тебе нужно будет пройти по мокрому месту и не замочить ножки, скажи, и я выстелюсь мостиком.
— Все в порядке?
— Жуков торжественно сделал мне предложение. А знаешь, я уже хотела ему третьего лишненького преподнести. Я целую тебя биллионнократно!
Леночка чмокает трубку и прощается.
— Чего она? — спрашивает Женька.
— Я устроил ее счастье. Как видишь, я не совсем ленивая собака.
Женька встает с кушетки, подходит к дьяку, садится на подлокотник кресла, фамильярно обнимает Володю.
— Так что мы будем делать? — спрашивает Женька. — На ком мы будем жениться?
Дьяк в ужасе хватается за голову.
— Господи! Как вы живете! Как вы все живете! Зачем так живете!
— Давайте без паники, товарищ культовый работник. Живем как можем.
Женька все-таки хам. Но дьяка он сразу успокаивает, тот несколько раз дергает галстук на шее, который ему явно мешает, производит горлом какие-то странные звуки, освобождается от Женьки, встает.
— Я посижу там, на кухне. Вы как-нибудь без меня.
Но без него невозможно! Я не знаю почему, но сейчас мне необходимо присутствие Володи. Я беру его за руки, усаживаю снова в кресло.
— Володя, прошу вас.
Мы сидим все трое и не смотрим друг на друга. Немыслимая ситуация! Я должен принять решение, на ком мне жениться. Тут даже пошлостью не пахнет, тут подлинная чертовщина! Женька хочеть жениться на Ирине, дьяк — на Тосе, а я должен жениться на одной из них…
Нужно начать с того, что мне абсолютно ясно. А ясно мне, что я не могу потерять Тосю. С ней я теряю все. И себя, и ту жизнь, на которую настроился всем своим сознанием. Я, в конце концов, люблю Тосю, я любил ее до и люблю после всего, что случилось в моей жизни, и у меня не может быть выбора.
Ну, вот, за первой ясностью сразу является другая. Нужно ехать к Ирине. Слава Богу. Это уже похоже на решение. Нужно ехать немедленно, сейчас же.
Я тяну на себя телефон, набираю номер и, услышав ее голос, тут же кладу трубку. Она дома.
— Сейчас я еду к Ирине. — Две головы напротив меня вскидываются и две пары глаз сжимают меня в клещи. — А послезавтра мы с Володей улетаем в Урюпинск.
— Какой Урюпинск! — удивляется дьяк.
Я смотрю на Женьку, он молчит, кусает губы. Дьяк моргает. Мое решение ни тому, ни другому не приносит удовлетворения. У задачки, которую подкинула мне жизнь, нет такого решения, чтобы все разделилось без остатка. По крайней мере, не в моих силах справиться со всеми неизвестными величинами. И тут, инстинктом эгоиста, я надеюсь на Ирину. Я для того и еду к ней. Инстинктом слабого я надеюсь, что Ирина сумеет поставить необходимую точку. Это подло, я понимаю, но я поеду к Ирине!