Расстрельное время
Шрифт:
Так, одним из последних его подарков оказался подпоручик Алехин, благодаря чему была раскрыта и ликвидирована хорошо задуманная бароном операция «Засада». Немаловажную роль в этом деле сыграл и Петро Колодуб, который своевременно подкинул Нестору Ивановичу мысль подарить бесполезного им пленного подпоручика, и сам с напарником не без приключений доставил его из Гуляйполя в Харьков.
— И батьке спасибо, и тебе тоже, — поблагодарил Колодуба Кольцов.
— На здоровьице, — скупо улыбнулся Колодуб. — Я и сам рад, шо так
— Может, объяснишь, Петро, что все же случилось? Ехали мы тихо, ничего ценного не везли. Случайно нас эта банда зацепила, или же специально за нами охотились? — спросил Кольцов.
Он и утром, покидая Каховку, подумал, что Гольдман слишком перестарался. Ехали б себе тихо и незаметно на тачанке. Пулеметная тачанка сейчас не сильно привлекает к себе внимание здесь, в Таврических степях. А вот этот придурочный «фиат» с калекой «гочкисом» в кузове, который виден верст за пять вокруг, мог привлечь бандитский интерес. Ах, знать бы все это заранее: и что дорога за Асканией опустеет, и что «гочкис» в нужную минуту подведет, и что автомобиль окажется не таким быстрым, как бандитские кони!
— Случайно, чи нет зацепил тебя Савка Яценко, сказать не могу. Не знаю, еще совсем недавно он в нашей армии командиром полка был. Батько его шибко уважал. Его и ще Каретникова. За грамотность, храбрость, хитрость, — стал обстоятельно отвечать Кольцову Петро. — Не знаю, какая блоха Савку укусила, шо ему было обещано, только он со своими хлопцами и ще Чалый и Савченко переметнулись до Врангеля.
— Что ж они тогда не в Крыму?
— А Врангель тоже мужик с кандибобером. Он Савку специально в Таврии оставил. Они на продовольственные, оружейные склады налетают, что спалят, что пограбят.
Подъехала тачанка, сопровождаемая тремя всадниками. Четвертый махновец правил тачанкой. В ней сидели, связанные, двое бандитов. Один из них — Кольцов узнал его сразу — был тот самый случайный знакомый в барашковой папахе. Он злобно взглянул на Кольцова и отвел взгляд.
— Этот и есть Яценко? — спросил Кольцов.
— Он самый. Видишь, заскучал. А батько его предупреждал: не ходи в чужие огороды. — Колодуб покачал головой и сказал уже самому Яценко: — Все, парень! Отбегался!
— А почему он назвал себя колдуном?
— Отрекомендовался? Успел? — мрачно улыбнулся Колодуб и объяснил: — То в селе у их кличка такая была: колдуны. Может, дед чи прадед были колдунами? А, может, хвастались так. Но кличка до их присохла: колдуны да колдуны! Савка часто так многих стращал: «Я — колдун! Я вас всех насквозь вижу!». И были такие, шо верили.
Кольцов подошел к тачанке, стал внимательно рассматривать Яценко, и тот не выдержал, опустил глаза.
Павел сознавал, что не благородно даже словами добивать поверженного врага, но еще не улеглось волнение —
— Что ж, Колдун, ты угадал! — сказал он. — Встреча в конце пути у меня, и впрямь, оказалась незабываемая. Полагаю, ты ее тоже до самой смерти не забудешь.
Яценко ничего ему не ответил. Он словно не видел Кольцова. Выждав, когда к нему обернется Колодуб, сказал ему:
— Петро! А, Петро! Вроде как не узнаешь меня? А я когда-то твоим командиром был.
— Помню, как же! И молодого тебя помню. Может, и ты не забыл? Мы у Григория Охрименко свадьбу готовили, курам головы рубали. А ты до стены отвернувся и, смотрю, глаза закрыв. Шо ж с тобой сталося, Савочка? Ты ж теперь людям, я знаю, головы рубав.
Яценко мрачно выслушал слова Колодуба. Помолчал. И, лишь когда тот хотел было отойти, Яценко поднял голову, спросил:
— Скажи, Петро, меня до батьки в Гуляйполе повезут, чи тут порешите?
— То не моя забота. То як Сёмка Каретников распорядится. Он пока командует армией.
— Слыхал, — Яценко поворочался в тачанке, удобнее усаживаясь, попросил: — Подойди поближе, Петро. На два слова.
— А у меня од их секретов нету, — указал Колодуб на Кольцова и стоящих здесь же сопровождавших его красноармейцев.
— С большевиками спознались! — упрекнул Колодуба Яценко. — Не будет вам от них добра! Ох, не будет!
— Смолкни! — оборвал его Колодуб. — Ты уже все свое отколдовал.
Яценко помолчал, словно осмысливая сказанное Колодубом, и снова попросил:
— Ты все ж подойди.
Колодуб подошел.
— Поближе.
И когда Колодуб наклонился к нему, Савелий зашептал:
— Просьба у меня. По секрету. Не для чужих ушей. По старой памяти…
— Говори. Степь кругом, никто не услышит.
— А те? — Яценко указал глазами на Кольцова и красноармейцев, деликатно отошедших в сторону.
— А тем ты, Савочка, як коняке пятая нога. Да и у нас с тобой уже нету никаких секретов. Я так понимаю, уже и не будет. Говори, чего тянешь! — начинал злиться Колодуб.
— Ты, Петро, не вези меня до Каретникова. Стрельни тут, в степи, — горячечно зашептал Яценко. — Скажешь, в бою застрелили.
— Шо тебе от того, где пулю примешь? — равнодушно спросил Колодуб. — Так хоть поживешь еще часок-другой, а то и сутки. Еще увидишь, як сонечко утром встает.
— Сыны у меня. Трое. Пусть думают, шо батько в бою загинул.
— Понимаю тебя, Савочка. Но ничем помочь не могу, — отходя от тачанки, сказал Колодуб. — В бою бы встренулись, другой коленкор. Сполнил бы твою просьбу. А в безоружных людей стрелять не приучен. Звиняй, не договорились, — и он кивнул возчикам: — Паняйте!
Тачанка тихо тронулась по дороге. Ее вновь обступили трое конных. Не почетный эскорт, охрана. Чтоб не сбежал бандит и чтоб другие бандиты его не попытались освободить.