Расстрелянная корона. Книга 2
Шрифт:
Распутин рассмеялся:
– И для чего вас учат? Умный человек, а ничего сделать не можешь. Ну да ладно, не ты один такой.
В половине первого автомобиль остановился у дворца.
Даже здесь слышались музыка и возбужденные голоса.
– Кто это у вас гуляет, Феликс? – поинтересовался Распутин.
– К жене в девять часов неожиданно нагрянули гости, но они вот-вот разъедутся. А мы пока попьем чайку. Вот только, извините, Григорий Ефимович, в подвальной комнате.
– Отчего там? Во дворце не найдется другого места? –
– Все дело в родителях, Григорий Ефимович.
– Ты боишься, что они заругают тебя за то, что приводил меня в дом?
– Я не ребенок, чтобы меня ругать, но недовольство они проявят, а мне этого не хотелось бы. Да и подвальная комната весьма уютна, в чем вы убедитесь.
– Ладно, не нужны мне твои хоромы. Веди, куда сказал.
Оказавшись в подвальной комнате, Распутин скинул шубу, осмотрелся, увидел шкуру медведя, лежавшую у жарко натопленного камина.
– Ты убил, что ли?
– Нет. Отец.
– А ты не пробовал?
– Нет.
– Зря. А я вот на медведя с рогатиной ходил. Знаешь, что это такое?
– Оружие древнее.
– Древнее, верно. Копье это, Феликс. Выходишь на охоту, пока не выпал первый снег, с собаками. Ищешь берлогу, где зверь залег на зиму. Находишь, спускаешь собак, те покусают медведя, а ты с напарником или один подходишь к зверю. Он видит тебя и бросается вперед. Тут-то ты и ставишь пред собой рогатину, чтобы уперлась в брюхо. Медведь в ярости и нарывается на острие. Для такой охоты силушка немалая нужна. Смертельно раненного медведя еще удержать надо. Не сдюжишь – порвет. Вот так-то. – Он кивнул на шкуру: – А этого, видать, из ружья повалили?
– Да.
– Дело нехитрое. Чаю, говоришь, попьем?
– Чаю, Григорий Ефимович. Я приказал и пирожные, какие вы любите, подать.
– Давай пирожные, чаю не надо.
– Одну минуту, Григорий Ефимович. Вы присаживайтесь.
На столе уже стоял самовар.
Юсупов выставил тарелку с пирожными. Распутин съел два и попросил мадеры.
Князь водрузил на стол бутылку вина и бокал.
– Сам-то что, не будешь?
– Извините, Григорий Ефимович, не буду, не хочу.
– Дело твое. – Распутин выпил залпом бокал отравленного вина, потом сказал: – Ну ладно, можно и чаю.
Юсупов с ужасом смотрел на него. Доза яда, способная убить лошадь, не говоря уже о человеке, на старца не действовала. У князя закружилась голова.
– Что с тобой, Феликс? Ты побледнел. Да и немудрено, душно тут.
Распутин сам налил себе чаю, выпил несколько стаканов.
Юсупов больше не мог находиться в этой комнате.
– Я поднимусь наверх, Григорий Ефимович, узнаю, уехали ли гости.
– Ты здесь хозяин, делай, что хочешь. Если Ирина освободилась, веди ее сюда. Здесь и на самом деле уютно, спокойно, хорошо.
Юсупов буквально выскочил из комнаты и пробежал по лестнице наверх, где его встретили заговорщики.
– Что-то не так? – спросил Лазоверт.
Юсупов схватил
– Это невозможно, господа! Гришка съел отравленные пирожные, выпил вино и прекрасно себя чувствует.
– Как это – ничего? – спросил великий князь и побледнел.
– А вот так, Дмитрий! Яд не подействовал на Распутина. Я в ужасе!
Тут подал голос Пуришкевич:
– Мы предусматривали этот вариант, и кто-то уверял, что лично пристрелит старца. – Депутат посмотрел на Юсупова.
Тот сумел взять себя в руки. Помогла водка.
– Да, я обещал убить его и сделаю это. Дмитрий, дай браунинг.
Великий князь молча протянул Юсупову пистолет.
Держа его за спиной, он сделал глубокий вдох и пошел вниз.
Распутин стоял у зеркального шкафа, на котором красовалось старинное распятие.
– Вам нравится распятие? – спросил Юсупов.
– Мне шкаф нравится. Хороший, дорогой, поди?
– А вам бы не на шкаф любоваться, а помолиться.
Князь Юсупов выстрелил Распутину в спину. Тот вскрикнул и повалился на медвежью шкуру.
Услышав выстрел, вниз бросились все заговорщики. Они ворвались в комнату, увидели лежащего Распутина.
Бледный Юсупов проговорил:
– Я сделал это, убил его.
Лазоверт склонился над телом и констатировал:
– Пуля прошла навылет, пробив сердце. Без сомнения, Гришка мертв.
Сухотин крикнул:
– Ура!
Но его не поддержали, хотя все испытывали облегчение и радость.
Пуришкевич предложил подняться обратно в комнату и отпраздновать данное событие.
Юсупов закрыл дверь. Заговорщики поднялись в верхнюю комнату, где пили и обсуждали акцию. Пуришкевич напомнил, что надо быстрее избавиться от трупа, а потом уже вернуться к празднованию.
Все согласились с этим. Юсупов сказал, что пойдет к трупу, а остальные пусть готовятся выносить его.
Лазоверт усмехнулся и спросил:
– Вас тянет к жертве, князь?
Юсупов гордо поднял голову:
– Да, Станислав. Ведь именно я избавил Россию от этого исчадия ада.
Лазоверт пожал плечами:
– Да, это факт. Вы вошли в историю, князь.
Юсупов спустился в комнату, встал над телом и пристально смотрел на него.
Вдруг вновь случилось невероятное, отчего у Юсупова едва не подкосились ноги.
Мнимый покойник открыл глаза, тут же приподнялся и схватил князя за горло. Юсупов дико закричал, рванулся изо всех сил и бросился наверх. За ним, хрипя, едва держа равновесие, начал карабкаться по лестнице Распутин.
Заговорщики услышали душераздирающий вопль и топот на лестнице. Пуришкевич выбежал из комнаты и столкнулся с Юсуповым.
– Стреляйте, он жив! – выкрикнул тот.
Распутин нашел в себе силы встать, пройти по коридору, открыть дверь и выбраться во двор. Он, шатаясь, направился по снегу к воротам. До них оставалось немного, когда заговорщики выскочили из дома.