Расстрелянная корона. Книга 2

Тамоников Александр

Феликс вернул расположение Распутина, наблюдал за его жизнью и пришел к окончательному решению. Да, надо убить этого мужика, обладающего сверхъестественной силой и влиянием на августейшую семью.

В голове Юсупова родился план, которым он поделился с великим князем Дмитрием Павловичем, двоюродным братом Николая Второго. Их объединило отвращение к Распутину и совершенное безразличие к судьбе своей страны.

В начале ноября 1916 года Распутин получил приглашение в Царское Село, где тогда находился император. Там же, на улице Церковной, в доме Анны Вырубовой состоялась последняя встреча Николая

Второго и Григория Распутина.

Они вдвоем находились в небольшой комнате.

Император прикурил папиросу и начал разговор о войне:

– Мне донесли, что Вильгельм отдал распоряжение составить текст заявления о готовности Германии начать мирные переговоры. Он должен озвучить его на заседании рейхстага в конце месяца.

– И что ты, папа, мыслишь по этому поводу? Все же ты государь, знаешь гораздо больше, чем твои деятели в правительстве и Думе.

Николай улыбнулся:

– Не настолько много, как тебе представляется, Григорий. Но я отвечу. Соотношение сил на фронтах становится все более благоприятным для России и наших союзников. Германия едва ли выдержит кампанию семнадцатого года. При таких условиях глупо было бы идти на переговоры, по сути, упускать победу.

Распутин взглянул на императора:

– А Россия, папа, выдержит кампанию следующего года?

– В семнадцатом году, Григорий, военная мощь России должна достигнуть самого высокого уровня. Конечно, долго выдерживать такое напряжение мы не сможем, и четвертая зима войны будет нам не под силу. Надо быть реалистами. Однако кампанию семнадцатого года Россия провести в состоянии. Осталось немного.

Распутин кивнул:

– Здесь ты прав полностью, осталось немного.

– Ты чем-то встревожен, Григорий?

– Речь, папа, не обо мне, а о государстве. Просто я хотел бы кое-что напомнить тебе.

– Да, я слушаю.

– Твои противники в девятьсот пятом году чего больше всего опасались? Того, что ты объявишь о раздаче помещичьих земель крестьянам и этим задавишь все краснобайство этих господ. Тогда ты не сделал этого, не пошел на меру, которую считал несправедливой.

– Не только несправедливой, Григорий, но и вредной.

– Пусть так. Что было, то прошло. Теперь же твои враги трепещут от мысли о том, что ты замиришься с немцами, австрияками и турками, не только сохранишь власть, но еще более усилишь ее, опираясь на тех людей, которых вернешь с фронта к семьям и нормальной жизни. Это страшная сила, способная создать для твоих врагов такую стену, через которую им не перелезть.

Николай досадливо проговорил:

– Опять ты о мире любой ценой. Я уже говорил, скажу еще раз, что ради сохранения своей власти никогда не пойду на меры, которые являются бесчестными и приносят вред России как великой державе. У нас, Гриша, нет другого пути, кроме как война до победы. Недавно, как тебе известно, скончался император Франц-Иосиф. Его преемник Карл Второй женат на принцессе французской крови, братья которой сражаются в бельгийской армии. Следовательно, вполне можно ожидать серьезных перемен в политике Австро-Венгрии.

Распутин вздохнул:

– Не хочу огорчать тебя, папа, но эта война убьет Россию.

– Опять пророчество?

– Тут и пророком быть не надо. Вокруг тебя одни предатели, которых

ты сам и приблизил. Сперва они прикончат меня, и произойдет это скоро, потом убьют тебя и всю твою семью. Не сами, чужими руками. Ты их всех знаешь, они встречают тебя по чину, внимают твоим речам, а за пазухой нож держат, чтобы подгадать время и нанести тебе удар в спину. Недавно я прогуливался по набережной и видел Неву, окрашенную кровью. Даже если ты и решил вдруг пойти на мировую с Вильгельмом, то тебе уже не дадут это сделать. Война нужна твоим врагам. Их много. Ну да ладно, что об этом говорить. Ты бы о семье подумал. Маменьку и детей надо бы убрать из России, от греха подальше. Тяжело им здесь, а будет еще хуже.

– Я думал об этом, – признался Николай. – Возможно, я так и сделаю, но не сейчас. Сегодня мои подданные это оценят как бегство с корабля, который еще крепко стоит на плаву. Представляешь, какой вопль поднимут революционеры! Дескать, государь не верит в победу, потому и отправил семью. И потом, Гриша, ты же прекрасно знаешь, что Александра Федоровна без меня никуда не поедет. Дети тоже. Семья будет вместе и в радости, и в горе. Но я думаю о том, как ее обезопасить.

– Думай, папенька, крепко поразмысли, а на недругов не обращай внимания. Что бы ты ни делал, для них все плохо.

Этот разговор государя с Григорием Распутиным длился до поздней ночи. Николая тревожило будущее, судьба сына. Распутин ответил то же, что и всегда. Мол, если он будет рядом с Алексеем, то с цесаревичем ничего не случится. Беда в том, что сам Григорий не видел себя рядом с царской семьей. Он вновь высказал уверенность в скорой своей смерти.

В завершение разговора государь попросил старца благословить его, на что Распутин сказал:

– Нет. Сейчас, государь, ты благослови меня.

А тучи над Распутиным продолжали сгущаться. Его травля, начатая Юсуповым и великим князем Дмитрием Павловичем, находила все больше сторонников среди светской знати, генералов, депутатов Государственной думы. Мысль о необходимости устранения Распутина постепенно охватывала все больше умов, и старец был обречен.

19 ноября в Государственной думе с неожиданно резкой речью выступил В. М. Пуришкевич, человек крайне правых убеждений, один из самых твердых монархистов в Думе. Более двух часов он обличал черные силы, подрывающие монархию. Он не скрывал, что имеет в виду Распутина. Мол, если тот захочет, то может даже нищего поставить на самую высокую должность.

Пуришкевич связывал славу России, ее будущее с именем царя. Он призывал министров, находившихся в зале, ехать к нему и прямо сказать о возмущении народных масс, об угрозе революции и о том, что мужик Распутин не должен более влиять на управление государством.

С этой пылкой, пафосной речью ознакомился князь Юсупов. Она произвела на него сильное впечатление, и Феликс послал приглашение Пуришкевичу посетить свой дом.

Тот тут же согласился. 20 ноября он приехал в Юсуповский дворец, стоящий на набережной реки Мойки, недалеко от Исаакиевской площади.

Князь встретил гостя и провел его в подвальную комнату с гранитным полом, покрытым персидским ковром, стенами, облицованными камнем, и низким потолком. Вокруг стола стояли резные стулья, обтянутые кожей.