Расстрелянный парламент
Шрифт:
Из интервью газете «Тверская жизнь» депутата России, отца Алексея Злобина:
«– Но до этого дня вы все-таки встречались с Хасбулатовым и с Руцким. Как оцениваете их действия?
– Конечно, на заседаниях съезда я видел их постоянно. Мне показалось, что в их действиях не было согласованности. Две недели блокады, постоянное нервное напряжение, бессонные ночи – от этого в Доме Советов устали все. И 3 октября, когда было снято оцепление, у них могла возникнуть мысль, что события переменились коренным образом.
– А как отнеслись к действиям толпы депутаты?
– К штурму мэрии и «Останкино» большинство депутатов отнеслось отрицательно.
– Где вы находились во время самого штурма, с кем встречались?
– События складывались так, что я уже был готов ко всему, даже самому худшему.
…Ночь прошла тихо, а где-то около 7 часов утра стали раздаваться отдельные выстрелы. У меня с собой в сейфе были крестильный ящик и запасные дары. Я причастился и поисповедал и причастил тех, кто утром пришел ко мне. Затем, когда стали уже стрелять по окнам, мы собрали все иконы, которые находились у меня и других членов комитета, и перешли в глубину здания и заняли комнату рядом с одним из медпунктов. Ко мне весь день шли депутаты и обслуживающий персонал креститься, исповедоваться и причащаться. Всего за день я покрестил около 10 человек, поисповедал и причастил более 50 человек. Исповедовались несколько казаков, которых я просил не стрелять, ибо взявший меч от меча и погибнет… В самые тяжелые минуты штурма многие из осажденных старались держаться поближе к нашей импровизированной церкви.»
Когда БТРы открыл прицельный огонь по зданию Парламента, а с противоположной стороны Москвы-реки громыхнули танки – Дом Советов загорелся. Началась бойня. Не только Руцкой и Румянцев, но и отец Никон, как представитель Патриарха, призвали по рации прекратить огонь.
Артиллерийский огонь, наоборот, усилился.
Отец Никон увещевал – в здании много женщин и детей, снова просил прекратить огонь. А в ответ – матерщина, а в ответ его назвали попом Гапоном.
Через минуту вдруг кто-то на рации откликнулся, поругал нехотя своих за некорректность и предложил защитникам Дома Советов выходить с белым флагом.
Но огонь не прекращался и выходить на смерть никто не желал.
Анафеме, как обещал Патриарх, никто не был предан…
Из интервью газете «Сегодня» отца Никона: «– Как вы, священник, оказались в Белом доме в эти дни?
– Было бы удивительнее, если бы я оказался в другом месте – с танками и с теми, кто командовал артиллерийской стрельбой. Кроме того, я был среди тех, на стороне которых был Конституционный суд. Мне все это напоминало 17-й год, когда для еще большего торжества демократии надо было разогнать Временное правительство, которое «очень много болтало», надо было запретить буржуазные партии. Потом, как известно, упразднили всех социалистов, кроме левых эсеров, потом упразднили и левых эсеров, а потом начали упразднять друг друга. Ну, а теперь и мы занимаемся приблизительно тем же.
– Кто не поддался порыву идти штурмовать «Останкино»?
– Виктор Югин, депутат из Петербурга, сказал, что это безумие, и Олег Плотников, депутат из Костромы, координатор фракции «Смена – Новая политика». Я не слышал ни одного депутата, который бы это одобрял.
– А Хасбулатов?
– За все это время он производил впечатление самого спокойного человека. Я никогда не видел, чтобы он паниковал. Но он тоже был уже на грани физического и душевного истощения.
– Много ли оружия было роздано до событий 3 октября?
– Я видел, что защитники баррикад все были без оружия, оружие выдавалось только
– Какой самый опасный момент вы пережили?
– Самый опасный момент был, когда впервые было установлено жесткое оцепление, Тогда были попытки прорыва толпы с той стороны. Я помню, это было вечером в понедельник 27-го и утром 28-го. Вечером 27-го мне удалось остановить, успокоить толпу в 100 человек. Я работал и с оцеплением, и с теми, кто был по эту сторону, и с теми, кто пытался к ним прорваться. Все другие опасные моменты происходили уже в городе».
Как оценивала роль Русской Православной Церкви желтая пресса? Еще не успел остыть пепел Дома Советов, как газета «Московский комсомолец» написала свое извечное издевательское:
«…По русскому обычаю следовало исповедаться и ждать своей судьбы, благо, церковь была под боком, в самом сердце БД на 2-м этаже.
Учрежденная велением Святейшего Патриарха накануне сражения, церковь эта должна была по идее иерархов утихомирить «конституционных» мятежников и по возможности сохранить их для будущих баталий. Ведь альянс Московской Патриархии и ВС ни для кого не был секретом, достаточно вспомнить обращение Патриарха к председателю ВС Хасбулатову от 14 июля 93-го года в связи с принятием Закона «О свободе вероисповедания». Тогда, несмотря на президентское вето, Святейший с помощью великого русофила Имраныча усиленно продавливал идею, что «государство могло бы быть более разборчивым в поддержке нетрадиционных религиозных объединений…» Это к вопросу о демократии и о поддержке пожеланий церкви со стороны ВС через «своих» депутатов. И к этом нет ничего удивительного – настроенная реакционно к «жидовскому правительству» добрая половина православной церкви, ведомая морщинистой рукой митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, нашла себе поддержку в реакционном большинстве депутатского корпуса. Оттого-то, наверное, и было так много «отделенных от государства» батюшек среди жаждущей крови толпы, громко величающей себя народом.
Бродя вечером после захвата мэрии у БД, сам насчитал целых четыре священника, не говоря уже выше об о. Александре. Все встреченные в толпе батюшки были возбуждены «судьбоносной победой нашей», но старались сохранять видимость «пастырей добрых», при этом один из них, размахивая деревянным распятием, водительствовал за собой группку женщин в косынках, поющих отчего-то любимую мною пасхальную «Христос воскрес из мертвых…». Другой, красивый, темноликий, возможно, «богородичник», благословлял отваливающие на «Останкино» автобусы с боевиками, третий вещал о том, что «Бог любит свой народ и не даст его в обиду инородцам».
Те, кто не любит Россию, все-таки испугались Церкви, испугались участия рядовых священников на стороне парламента.
4 октября Патриарх обратился к воюющим с искренней мольбой унять кровопролитие… Но те, кто начал стрельбу, знали, зачем это им надо. Они не собирались прислушиваться к Церкви. Достаточно было того, что они ее уже использовали в общественном мнении… Мы, мол, обращались к Церкви, но результат иной.