Расстрелять!
Шрифт:
Фома – это человек-веха. О его выходках легенды ходят.
На отчетно-выборном собрании, где присутствовал сам ЧВС – наш любимый начпо флотилии, в самом конце, когда все уже осоловели и прозвучало: «У кого есть предложения, замечания по ходу ведения собрания?», – раздался бодрый голос Фомы:
– У меня есть предложение. Предлагаю всем дружненько встать и спеть Интернационал!
– Что это такое? – сказал тогда ЧВС. – Что это за демонстрация?
– Если вы не знаете, – наклонился
Однажды Фома шел в штаб, а штаб дивизии помещался на ПКЗ. Рядом с Фомой, полностью его игнорируя в силу своего положения, шел наш новый начло дивизии капитан второго ранга Мокрицын, со связями в ГлавПУРе, высокий, гордый Мокрицын, больше всех наполненный ответственностью за судьбы Родины. У него даже взгляд был потусторонний.
Вахтенный у трапа пропустил Фому и не пропустил начпо:
– А я вас не знаю.
– Что это такое?! – возмутился начпо. – Я – начпо! Что вы себе позволяете?! Где ваши начальники?!
– Вот этого капдва я знаю, – не сдавался вахтенный, – а вас – нет!
Фома тогда вернулся и сказал начпо Мокрицыну, акцентируя его внимание на каждом слове:
– Нужно ходить в народ! И тогда народ будет тебя знать!
Потом Фому долго таскали, заслушивали, но, поскольку он уже давно дослужился до «мягкого вагона» – до капдва, разумеется, – и никого не боялся, то ничего ему особенного и не сделали.
А как-то в отпуске Фома очутился в Прибалтике. Знаете, раньше были такие машинки, инерционные, они сигары сворачивали (со страшным грохотом), а деньги нам в отпуск выдают новенькими купюрами. Фома где-то добыл такую машинку и вложил в неё пачку десяток. Повернешь ручку – тра-та-та, – и выскочит десятка.
С этой машинкой Фома явился в ресторан. Поел со вкусом.
– Сколько с меня?
– Двадцать один рубль.
Фома открыл портфель, поставил на стол машинку и повернул ручку – тра-та-та, – и перед остолбеневшим официантом вылетела десятка. Полежала-полежала под его остановившимся взглядом и развернулась. Тра-та-та – вылетела ещё одна.
– Ещё хочешь? – спросил Фома. Очумевший официант закрутил головой.
– И эти заберите, – осторожненько подвинул Фоме его десятки, сказал: «Я сейчас» – и пропал.
Фома собрал десятки, сложил машинку в портфель и совсем уже собирался смыться, как тут его взяла милиция.
Милиция оттащила Фому в отделение!
– Ну-ка, – расположилась милиция поудобней, – покажи фокус.
– Пожалуйста, – Фома крутанул аппарат – тра-тата! – и вылетела десятка. Милиция смотрела как завороженная. Они следили за полетом десятки, как умные спаниели за полетом утки. Тра-та-та – вылетела ещё одна. Милицейский столбняк не проходил. Тра-та-та – получите.
–
– Пожалуйста.
– Тра-та-та.
Тренировались долго. Весь стол забросали десятками. Милиция пребывала в небывалом отупении. Замкнуло их. Все крутили и крутили, наклонившись вперёд с напряженными лицами.
Фоме тогда объявили выговор за издевательство над советской милицией.
По-прежнему припекало. Рядом с Фомой бухнулись офицеры.
– Сейчас искупаться бы!
– А кто тебя держит – ныряй!
– Не-е, ребята, восемь градусов – это сдохнуть можно.
– За ящик коньяка, – сказал Фома, – плыву в чем есть с кормы в нос.
Тут же договорились, и Фома как был, так и сиганул в ледяную воду.
Он проплыл от кормы до носа, а потом влез по шторм-трапу. С него лило ручьями.
И тут его увидел командующий. Он прибыл на соседний корабль и наткнулся на Фому.
Поймав взгляд адмирала и очнувшись неизмеримо раньше, Фома заговорил быстро, громко, с возмущением:
– И все самому приходится, товарищ адмирал, вот посмотрите, все самому!
Это все, что он сказал. Возмущение было очень натуральное. Возмущаясь, он исчез в люке.
Командующий так и остался в изумлении, не приходя в себя. Он так и не понял, чего же «приходится» Фоме «самому».
– Он что, у вас всегда такой? – спросил командующий у командира Фомы, который через какое-то время оказался с ним рядом.
– Да, товарищ командующий, – скривился командир, – слегка того.
И покрутил у виска.
Не может быть
Лодка была вылизана и покрашена; на трап натянули лучшую парусину, под ноги боцмана положили новые маты, а у верхнего рубочного люка главный боцман «окончательно оволосел» – обернул новый мат разовой простынью, после чего проход через него запретили.
Лодка ожидала маршала с инспекцией, и в этом деле она была не одинока: несколько таких же подводных чудовищ привели в такой же невероятный вид, разукрасив их, как потемкинские деревни.
Инспектором был маршал со странной фамилией Держибабу. О нём ходили легенды и предания. Поскольку он был от Министра Обороны, он мог на флоте выкинуть любой фокус, любое коленце, мог потребовать что угодно и как угодно и размазать мог по всему земному шару.
Этих его «выкидонов» очень боялись, поэтому все сияло.
Леха Брыкин давно мечтал порвать с военной карьерой: пенсия в кармане, перспективы не видать, догнивать не хочется, и поэтому для начала он просто запил, что при членстве в партии совершенно недопустимо.