Рассуждизмы и пароксизмы
Шрифт:
Так продолжалось с практической регулярностью, что приносило нам не только спокойствие по ночам, но и соответствующее прибавление в семействе… Котят раздавали по знакомым.
Сима настолько освоилась, что присмотревшись, как открывается комнатная дверь – при помощи нажатия на ручку задвижки – кошка забиралась на спинку дивана около двери, нажимала правой лапой на ручку, дверь приоткрывалась, Сима слезала с дивана, просовывала левую лапу в образовавшуюся щель и открывала ею дверь, чтобы выйти.
Ещё мы вместе ходили в магазин за продуктами: Сима шествовала по обочине тротуара, как бы охраняя, перед дверью магазина останавливалась и ждала. Затем, по команде: –
Пушок пропал в неизвестности.
С Симой произошёл трагический случай – прямо на моих глазах. Она уже была большая кошка, но также сопровождала действия хозяев. Как-то зимой вывешивали бельё на балконе, балкон тогда не был ещё застеклён. Сима перешла с ограждения балкона на наружный подоконник. Порыв ветра, и Симу сдуло с обледенелого подоконника пятого этажа… Я помчался по лестнице, сломя голову, вниз. Сима попала в сугроб, но снег был с гололедицей… Принёс ещё живую Симу домой, положил боком на низкий стульчик. Сима смотрела на меня печальными голубыми глазами, как бы говоря: – Эх, ты, Петя – Митин брат. Умерла Сима через несколько дней. Думаю, все внутренности у неё от удара были смещены, а может быть, и оторваны, что и привело к летальному исходу.
Через какое-то время у нас появился котёнок – пушистый сибиряк, Рыжик. Он отличался тем, что воду пил из-под крана, подставляя свою мордочку. А ещё играл, как собака: надо было бросить мячик, Рыжик бежал за ним, брал его в рот и приносил для повторного апорта.
Рыжик периодически выходил самостоятельно гулять: его выпускали из квартиры на пятом этаже, он спускался на первый и ожидал, когда кто-нибудь откроет ему подъездную дверь. Возвращался он под утро, и проделывал это своеобразно: повисал на входной двери квартиры снаружи, цепляясь когтями, в ожидании, когда его впустят. Иногда в дверь звонили соседи, видя висящего на двери Рыжика.
Как-то летом, выглянув в кухонное окно, я увидел лежащего во дворе между домами, как будто Рыжика. Спустился к нему. Да, это был Рыжик – или задавленный собакой или кем-то убитый… Похоронили Рыжика в могилке на холме, над оврагом, сверху положили большой камень…
Потом была Люся. Симпатичная пушистая и реактивная кошечка. Последнее и сгубило её. Люська, играя, прыгнула на ограждение балкона, а с него – на верёвки для сушки белья… Пятый этаж…
Маркизу было уже три года, когда нам его принесли. Это был большой и сильный сибирский серо-белый кот. В первый день дичился, забрался под диван, не выходил, рычал, из пасти текла слюна… Замечательным оказался товарищем. С учётом того, что нам ещё подбросили и Соню, станет очевидным появление у этой пары прелестных котят – смеси сибирского и ангорского.
Не привередливый в еде, и ел на удивление мало. Тогда был очень домашний, с розовыми подушечками на лапах. Если зимой его выносили из квартиры и отпускали на снежок, он опрометью возвращался в подъезд дома и мчался по лестнице вверх. Направление квартиры определял верно, но ошибался этажом.
После покупки нами дома с небольшим участком земли при нём и переезда Маркиз на новом месте освоился быстро. Он не только пометил всё во дворе дома, но и навёл порядок в округе, разогнав всех котов («он уважать себя заставил»). Обходил регулярным дозором свой квартал и захаживал на соседние. Иногда по ночам был слышен его боевой крик – приходилось выходить, разливать водой враждующие стороны. Очевидно, результатом подобных разборок или обходов стало то,
Летом днём Маркиз иногда дремал на своём или соседнем участке, переворачиваясь с боку на бок на солнце или уходил в тень, или возвращался в дом, где была прохлада. Мышей ловил и съедал, крыс давил и оставлял у входа в дом, в качестве демонстрации исполнения своей службы, в отличие от Сони, мышей принципиально игнорировавшей.
Был нетороплив и даже флегматичен. Однако, с мгновенной реакцией.
Все котята у Сони и Маркиза рождались – с густой мягкой шелковистой шёрсткой, как у Сони или с шерстью жестковатой, как у Маркиза, и быстро разбирались по объявлениям. Маркиз жил у нас долго, ему было уже лет 15–16.
Умер Маркиз ночью.
Сначала он с коврика у ступенек в другую половину дома, обессиленный болезнью и голодом, переполз в гостиную. Там недалеко от порога упал на левый здоровый бок (на правом была кровоточащая опухоль размером с небольшое яблоко). Отдохнув и собравшись с какими-то силами, он добрёл до дивана, на котором иногда спал в уголке, и попробовал на него забраться. Не смог и повис, зацепившись когтями. Я поднял его на сиденье дивана, он грузно упал на лапы и бессильно ткнулся носом в ткань обивки. Потом как-то перевалился на здоровый бок. Ночью его не было слышно, лишь Сонька жалобно мяукала у дивана, на котором умирал Маркиз. Несколько раз я подходил к дивану. Дыхания Маркиза не было слышно даже если приложить ухо к его исхудавшему телу. Но при электрическом свете дыхание было заметно по движению густой шерсти на впалом боку. Глаза были полузакрыты.
В третьем часу ночи тело Маркиза стало холодным и застывшим, лапы не сгибались, бок, на котором раньше определялось дыхание, совсем провалился… Я закрыл Маркизу его добрые глаза… Сейчас подумал, что не помню какого цвета они были…
Маркиза упустили. Может быть его можно было бы спасти, обратись вовремя к врачу.
Некоторое время назад, надо полагать – из-за попавшей в ранку инфекции, развилось у него некое рожистое воспаление около правого уха с почернением участка омертвевшей ткани. Тогда также думали: «заживёт как на собаке». Однако обратились всё-таки к врачу. Тот успешно удалил под наркозом омертвевший участок, и Маркиз вскорости восстановился.
В этот раз обратили внимание на то, что Маркиз как-то уж много и подолгу спит на диване кухонного уголка и совсем мало ест. Однако, и раньше ел немного, а сон объясняли тем, что была поздняя осень: сырость, мокрый снег, сумрачность. Потом из-за случайно увиденной царапины и небольшого подтёка лимфы на боку обратили внимание на опухоль. Прикладывали листы алоэ. Но очевидно, процесс зашёл далеко и прогрессировал быстро. Когда это поняли и видя тяжесть болезни и наверное предсказуемый финал, решили, что лучше не мучить животное медицинским вмешательством, которое наверное свелось бы – всё равно – к печальному исходу, оставили статус кво.
Маркиз стоически переносил болезнь, никаких жалоб. Соня иногда мяукала из жалости… До последнего, пошатываясь, ходил в свой туалет… Кормили его с ладони… Умывали и поили освящённой водой… Маркиз передвигался, шатаясь, останавливался на подгибающихся от слабости лапах… Потом он уже и мягкий корм не принимал и пить перестал… Тихо умирал. А сильное сердце продолжало биться.… Организм сибиряка сопротивлялся смерти, цеплялся за жизнь, не был согласен с биологической «справедливостью».