Рассвет Ив
Шрифт:
— Я не об этом спрашиваю.
— Ты хочешь знать, человек я или что-то еще? — на его челюсти дрогнул мускул. — Я не знаю ответа.
Я дотронулась до его безволосого лица, лаской убирая напряжение.
— Ты знаешь, почему Дрон заставил Мичио укусить Элейн?
— Он хотел взять под контроль ребенка в ее утробе, — Салем повернул голову и поцеловал мои пальцы. — Он хотел контролировать меня.
Я молча кивнула.
— Но поскольку Мичио выпил кровь моей матери, это сделало его яд неэффективным. Дрону это не понравилось, и он укусил Элейн сам, только чтобы обнаружить, что укус Мичио сделал
Между бровями у него появились морщинки.
— Дрон кусал других женщин?
— Нет, и мои отцы тоже этого не делали. Их укус приводит к бесплодию — не совсем то, что они хотят распространить среди нашего вымирающего вида, — мои мысли поплыли сквозь последствия. — Твоя мать была укушена Дроном и исцелена кровью Ив. Это делало ее редкостью. Как Мичио.
— Разве это не означает, что у меня такая же генетика… как у Мичио?
— Может быть? Когда Мичио укусил Джесси и Рорка, он передал им свои необычные черты. Вполне логично, что он передал тебе то же самое через твою мать, — я сжала медальон, висевший у меня на шее, прослеживая скрытые в нем сокровища — бирюзовый камешек Джесси, четку Рорка, клык Мичио. — Мои отцы — люди. Просто у них есть гибридная скорость, исцеление и… — я махнула рукой в сторону рта Салема.
Он сверкнул клыками.
— Вот тебе и ответ.
— Это делает нас братом и сестрой?
Он мрачно покосился на меня.
— Черт возьми, нет.
Смех взбурлил на моих губах.
— Я шучу, — я отчаянно хотела, чтобы Салем был таким, как мои отцы, потому что альтернатива означала, что я только что разделила свой первый поцелуй с неизвестным генетическим видом. — Но я никогда не видела, чтобы под кожей моих отцов светились вены. Почему это происходит сейчас? Это вопрос времени или дело в тебе?
Салем пожал плечами.
— Провалиться мне на месте, если я знаю.
— Теперь я умираю от желания узнать, распространяется ли это на других. Если бы я могла видеть вены в моих солдатах, я могла бы оставить одного из моих людей…
Пальцы впились мне в бедро.
— …рядом с собой и использовать его как радар приближения гибридов.
Из груди Салема вырвалось рычание.
— Что? — я выгнула бровь.
Он собственнически схватил меня за шею, выражение его лица было напряженным.
— Если ты хочешь, чтобы эти люди остались живы, ты не будешь говорить о том, чтобы держать их рядом с собой.
— Ты ревнуешь, — я прищурилась.
Он резко встал, увлекая меня за собой.
— Я устал.
Поставив меня на ноги, он прошел в ванную и завернул за угол. От звука его мочи мой мочевой пузырь заныл. Я уже несколько часов игнорировала собственную потребность пописать.
Пока я слушала, мой разум сделал непристойный крюк, заполненный образами его штанов, спущенных на бедра, его свободно висящих яиц и его члена в руке. Завиток тепла распространился по мне, опускаясь, пульсируя…
«Прекрати, потаскушка. Он справляет нужду!»
Когда Салем появился в поле зрения и включил душ, он встал ко мне спиной… с его совершенно
Салем был не просто красив. Он сложен как первобытный бог тьмы. Возвышаясь выше шести футов, он поднял руки, чтобы намочить волосы, и черные пряди стали невероятно черными, такими блестящими и густыми между его пальцами.
Его широкая спина переходила в узкую талию, мускулистый зад и длинные мощные ноги. Бледность кожи должна была придать ему болезненный вид, но, во имя всего святого, этот мужчина не смог бы выглядеть больным, даже если бы попытался.
Солдаты Сопротивления были темнокожими, загорелыми или веснушчатыми и сгоревшими на солнце. Они носили многочисленные шрамы, их тела были изуродованы лишениями, татуированы чернилами и смертью и покрыты волосами. По сравнению с ним Салем выглядел вечной адонической статуей, вырезанной в совершенстве, безупречно утонченной, намного превосходящей красоту и восходящей прямо к чему-то ангельскому. Темный ангел, созданный из мускулов и ночной красоты.
Он не оглядывался на меня, намыливая грудь мылом. Я знала, что вода была холодной, но он казался совершенно равнодушным к ней, его руки двигались по расслабленным мышцам и безупречной коже. Ему было так приятно смотреть, как все мое тело воспламеняется. Может, мне перестать таращиться и отвернуться? Окажет ли он мне такую же любезность?
Я раскачивалась на натянутом канате нерешительности. Я могла бы сделать проблему из нашей наготы. Я могла бы принять душ, когда он спит, потребовать, чтобы он отвернулся лицом в другую сторону, вертеться, закрывая руками все уязвимые места. Но почему? Я не вела себя так со своими солдатами.
Потому что это Салем. Наше взаимное влечение очевидно. Секс неизбежен.
Еще больше причин отбросить эту иррациональную стыдливость.
С тяжелым вздохом я потянулась назад и развязала бандану, которая поддерживала мою грудь. Не отрывая взгляда от его затылка, я спустила шорты. Холодный воздух покалывал мою обнаженную кожу. Чрезвычайно остро осознавая каждый шрам, веснушку и дефект на своем теле, я шагнула в ванную и остановилась.
Его плечи напряглись, но он продолжал мыться, как будто я вовсе не стояла там с твердыми, как кедровые орехи, сосками. Он не обернулся, но ублюдок знал.
Я сжала и разжала кулаки и зашагала в ванную.
Глава 8
Салем никак не отреагировал на то, что я нагишом вошла в крошечную бетонную комнату. Он не повернул головы и не издал ни звука, когда я воспользовалась туалетом и осторожно приблизилась к его красивому заду. Вжав ногти в ладони, я сделала глубокий вдох, чтобы восстановить силы.
Туман ледяных капель обжег мою кожу и сжал мои соски. Повернувшись ко мне спиной, Салем опустил руки, потом голову, и по спине у него побежали мурашки.
— Тебе мыло больше не нужно? — мои зубы стучали, а я еще даже не встала под брызги.
— Я собираюсь развернуться, — его глубокий тембр согрел мою покрытую мурашками плоть. — Не убегай.
Я нервно рассмеялась.
— И куда же мне бежать?
Салем издал звук, похожий на смешок, и медленно, дразняще повернулся ко мне лицом.