Рассвет над морем
Шрифт:
Ева пожала плечами.
— Мне сообщил лоботряс, с которым я договорилась, — некий Ройтман.
— Кто этот Ройтман?
— Увивается за мной…
— Но кто он такой?
— Прапорщик Ройтман. По национальности — немец, из остзейских баронов. В период Временного правительства был адъютантом градоначальника. Теперь связан с контрразведкой Гришина-Алмазова и, кажется, с Мишкой Япончиком одновременно. Прекрасно танцует тустеп и аргентинское танго…
— Почему же он сказал это тебе, а не своей контрразведке?
Ева усмехнулась.
— А почему доллар котируется
Риггс сразу стал деловито-серьезным:
— Нужна контрразведка? Деникинская или французская?
Ева снова потянулась своим длинным телом. Встряхнув рыжими кудрями, она зевнула.
— Нет, сегодня я пойду еще одна. Надо проверить, не врет ли.
Она снова придвинула к себе флакон с виски. Но Риггс грубо оттолкнул ее руку от столика с напитками. Затем бесцеремонно выдернул Еву из кресла и толкнул к двери.
— Марш!
Глава третья
Наконец-то Сашко Птаха чувствовал себя настоящим революционером. Он выполнял боевое поручение и шел на явку.
Сашко шел теперь не на пост связи, да еще второй линии, как это было раньше. Раньше его ставили на пост второй линии, и он должен был направлять незнакомого подпольщика на пост первой линии, где тот и получал точный адрес явки. Теперь же он сам шел на явку, и революционер-подпольщик этот и был он — Сашко Птаха.
И встретиться на этой явке должен был он не с кем-нибудь, а именно с самым главным подпольщиком, руководителем всего подполья, товарищем Николаем.
Так и сказал ему грузчик Григорий, отсылая его в первый рейс по связи, — грузчик Григорий, с которым они вдвоем и выполняют сейчас ответственное поручение Военно-революционного комитета.
Сашко должен был тайно прибыть на явку, передать товарищу Николаю все, что поручил ему передать грузчик Григорий, затем получить от товарища Николая новые указания и с ними вернуться обратно к грузчику Григорию — в тайное, то есть конспиративное, место, грузчиком Григорием ему заранее назначенное, как и ведется среди настоящих подпольщиков.
А поручение Военно-революционного комитета, которое получил грузчик Григорий, а следовательно, вместе с ним и Сашко Птаха, было не пустячное: организовывать в приднестровских селах бедняцкий и середняцкий актив, то есть патриотические и революционные силы народа, для того чтобы создать из них впоследствии партизанские отряды. Эти отряды должны действовать с запада в помощь Одессе и всему югу Украины, захваченному интервентами и белогвардейцами.
Все это выложил Сашку прямо начистоту сам грузчик Григорий; он обращался с Сашком как равный с равным, а не как с каким-нибудь малышом. И этим грузчик Григорий завоевал любовь Сашка Птахи навеки.
Правда, в первую минуту — еще тогда, на Базарной, 36-А, в кухне у старого фельдшера Власа Власовича, — грузчик Григорий, увидав, кого прислали ему в качестве помощника, не смог скрыть своего удивления.
— Мама рдная! — воскликнул он. — Да тебя, должно быть, зовут Сашко и ты сын старого рыбака Птахи?
Сашко и сам был крайне
Помрачнев, Сашко сразу же предупредил, что его отец ни о революционной деятельности Сашка, ни о самой его принадлежности к большевистскому подполью, да и вообще обо всей его биографии старого моревинтовца ничегошеньки не знает. Тут же, смутившись и проклиная себя за застенчивость, которую считал признаком своей малолетней неполноценности, Сашко вынужден был попросить грузчика Григория и в дальнейшем держать все это в тайне от отца, потому что, как подпольщику-комсомольцу и большевику, Сашку хорошо известно, что такое партийная тайна, и он умеет не доверять даже родному отцу, когда вопрос касается революции. И тут же признался, что у него нет оснований верить отцу до конца, потому что отец — рыбак и грузчик, потомственный пролетарий, да еще принимавший во время немецкой оккупации некоторое участие даже в партизанских делах самого Котовского, — вдруг теперь, во время новой, еще более страшной оккупации, путается, как это ему, Сашку, стало доподлинно известно, с контрабандистами, а может быть, и с шайкой беспринципного бандита Мишки Япончика.
Сообщая обо всем этом грузчику Григорию, Сашко чувствовал себя вначале неловко, но понемногу под влиянием собственных слов осмелел, а потом и вовсе расхрабрился, стал даже несколько задирчив и под конец выложил все как есть, без обиняков. Он, по правде говоря, и грузчика Григория до сих пор подозревал в связях с контрабандистами, и если бы поручение к нему, переданное Сашку через Колю Столярова, было не от самого товарища Николая, то, возможно, и Григорию он не поверил бы до конца. Впрочем, именно для того, чтобы выяснить все сразу и до конца, Сашко и решил выложить все начистоту, прямо в глаза.
Григорий Иванович внимательно выслушал Сашка. Улыбка, которая сначала мелькнула было на его губах при упоминании о том, что Сашко скрывает от отца свою принадлежность к подполью, — эта улыбка сразу исчезла, и Григорий Иванович стал совершенно серьезен.
— Хорошо, — сказал он, — коли так, пусть так. Буду держать это в секрете. Хотя и хорошо знаю твоего батька, хороший он человек.
— Хороший, конечно, — согласился Сашко, — вот только если бы не со шпаною Мишки Япончика…
— Шпану Мишки Япончика, значит, не одобряешь?
— Революцию, — произнес Сашко серьезно, — хотя и приходится делать среди нечисти из разного материала, но делать надо чистыми руками…
— От кого ты это слышал?
Сашко выпалил единым духом:
— Это сказал нам, моревинтовцам, когда мы давали присягу на верность Октябрьской революции, старый большевик, ссыльный каторжанин, петроградский токарь, а на флоте — кочегар второго класса, руководитель одесской Красной гвардии Петр Иванович Старостин. Позже его зверски замучили наемники немецкого империализма — петлюровские гайдамаки Центральной рады!