Рассвет над морем
Шрифт:
Женщины были разные. Большинство из них были одеты бедно — поношенная одежда, простые платки на головах. Это были работницы с заводов и фабрик, жены и матери рабочих или безработных. Немало было женщин, одетых хоть и скромно, но с претензией на элегантность. Это был мелкослужилый женский люд: служанки, мастерицы, рукодельницы, телефонистки или курсистки. Но были и женщины, одежда которых свидетельствовала о их былых достатках: хорошая, добротная одежда. Это были женщины-труженицы так называемых интеллигентных профессий, очевидно врачи, актрисы, бухгалтеры, или матери и дочери из
Женщины стояли без единого звука. К ним за их молчаливое требование не могла придраться даже полиция.
Это была молчаливая, но могучая демонстрация протеста.
— Где же мы возьмем для них хлеба? — кисло скривился Фредамбер. — И разве это наша забота — доставлять местному населению хлеб?
— Ах, дьявол! — прорычал Риггс. — Разве в хлебе дело? Да будь я проклят, если тут не обошлось без большевиков! На такую безупречную организацию способны только они! Собрать и организовать тысячи женщин! Вы, Фредамбер, старый холостяк, и вам не понять этого, но у меня — жена, теща и взрослая дочь, и, пожалуй, даже этих трех женщин я бы не сумел организовать так блестяще…
Риггс сердито захлопнул окно.
В это время в комнате секретаря зазвонил телефон.
Секретарь доложил через порог:
— Генерал д’Ансельм просит полковника Фредамбера.
Фредамбер взял трубку:
— Я слушаю вас, генерал!
Он услышал раздраженный и капризный голос генерала:
— Полковник! Где это вы пропадаете? Я ищу вас повсюду уже полчаса! Что вас занесло в американскую миссию?
Генерал нервничал и забыл, что час тому назад сам же велел своему начальнику штаба немедленно отбыть к главе американской миссии.
— Неужели вы ничего не знаете? Возмутительный случаи неповиновения в армии! И не где-нибудь в Тирасполе или под Колосовкой, а здесь, под вашим носом, в самой Одессе! Солдаты не выполняют распоряжения офицеров! Ваша армия отказывается выполнять приказы командования!
Генерал был так взволнован, что забыл даже о том, что армией здесь командует он.
— Я прошу вас немедленно прибыть в штаб! Необходимы экстраординарные меры. Я жду вас!
Фредамбер извинился перед Риггсом и поспешил к своему разгневанному генералу.
Вопиющий случай неповиновения произошел на пробковом заводе Арнса.
Завод Арнса был специализирован на производстве товаров из коры пробкового дерева. Он выпускал изоляцию для судов, спасательные принадлежности, линолеум и обыкновенные пробки для бутылок.
Около двух недель завод бастовал. Требования забастовщиков были обычные — единственно возможные в условиях политического террора и оккупации: выплата задолженности рабочим и служащим, повышение расценок в связи с дороговизной, восьмичасовой рабочий день.
Владелец завода отказался удовлетворить требования рабочих и объявил локаут.
Рабочие были уволены, а завод был продан через миссию Риггса американской винодельческой компании.
Новый владелец — американская винодельческая компания решила совсем ликвидировать завод в Одессе и перевезти его оборудование
И как раз сегодня утром компания прислала на завод бригады слесарей, чтобы начать демонтаж оборудования.
Но бригады демонтажников не смогли войти в цехи. Все рабочие, уволенные в результате локаута, явились на завод. Пикеты заняли входы в цехи, остальные рабочие заполнили тесный заводский двор. Рабочий коллектив не давал своего согласия разорять завод и вывозить его за границу.
На заводских воротах шелестел на ветру широкий транспарант — белое полотнище с красными буквами:
«Имущество страны принадлежит народу».
Демонтажники — безработные одесские слесари с городской биржи труда — стояли с разводными ключами и ломиками на плечах перед заводскими воротами и перебрасывались шутками с пикетчиками.
— Жора! — кричали рабочие из-за ворот. — Иди домой спать!
— Шура! — откликались слесари с улицы. — Пойдем рыбку удить! На Ланжероне косяк скумбрии.
— Юра! — дразнили пикетчики. — А много тебе заплатили? Керенку за работу или две за душу?
— Заработаешь на пробку от бутылки! — с веселой иронией к самим себе отшучивались из толпы слесарей.
Представитель владельца завода направился к конторе, чтобы позвонить по телефону. Но на пороге конторы путь ему преградили пикетчики.
— Завод продан! — сказали они. — Твоя контора в Америке. Ну-ка, проваливай, пока цел!
Представитель владельцы вынужден был бежать в ближайшую аптеку. Оттуда он позвонил и в полицейский участок, и в управление градоначальника, и в контрразведку. Из полиции ответили, что сейчас нет свободного наряда полицейских, из градоначальства — что дело надо изучить, в контрразведке — что эти события относятся к компетенции полиции и градоначальства. И полиция, и градоначальство, и контрразведка не осмеливались вступить в открытый конфликт с целым рабочим коллективом. Завод помещался в рабочем районе, и можно было ожидать поддержки рабочих и с других заводов. Контрразведка посоветовала представителю владельца обратиться непосредственно к французам: французам принадлежала наивысшая власть, они и должны отвечать за порядок в городе.
Представитель владельцев завода позвонил в штаб французского гарнизона.
В штабе французского гарнизона сразу же переполошились.
Ведь налицо был беспрецедентный акт общественного неповиновения! Ведь попирались священные устои частной собственности! Ведь происходила явная демонстрация против существующего режима: самоуправство, бесспорное проявление революционного своеволия!
В условиях военного времени инцидент надо было квалифицировать как антигосударственный акт.
И начальник французского гарнизона спешно отправил взвод стрелков для наведения порядка. Офицер, командир взвода, получил приказ: очистить заводское помещение и территорию завода от «посторонних лиц», которыми считались теперь рабочие, уволенные с завода, и обеспечить нормальные условия тем «рабочим», которыми теперь признаны были демонтажники.