Рассвет над морем
Шрифт:
— Это, — указал Фредамбер на Брайкевича, — мэр города, председатель думы мосье Брайкевич…
— Мы знакомы, — буркнул Брайкевич.
Столяров кивнул. Он действительно знал Брайкевича. Когда-то, по возвращении Александра Столярова с фронта в родной город, сразу же после бегства немецких оккупантов, еще до того, как большевики снова ушли в подполье, Александру Столярову пришлось выступать на одном митинге против кадета Брайкевича.
— А это, — представил Фредамбер, — генерал Шварц, генерал-губернатор Одессы, принявший командование частями добровольческой армии от генерала
— Очень приятно! — поднялся со своего кресла генерал и слегка пристукнул каблуками.
Шурка Понедилок фыркнул:
— Где же это видано, чтобы генералы ходили во фраках и черных шляпах?..
Галя строго взглянула на Шурку. Шурка прикусил язык. Но был он все-таки из матросской вольницы, озорной по натуре, и не мог сразу угомониться. Он замурлыкал себе под нос еле слышно:
Надену я черную шляпу, Поеду я в город Анапу, И всю-то я жизнь просижу На соленом, как слезы, пляжу…Генерал д’Ансельм молчал, и полковник Фредамбер попытался взять на себя инициативу в дальнейшем ведении переговоров.
— Итак, — прохрипел он, силясь изобразить на лице вежливую улыбку, — мы остановились на том, что… м-м-м… на том, что…
Он тянул, не находя слов, и с нескрываемой надеждой посматривал на Столярова, надеясь, что тот сам продолжит беседу.
Но Столяров тоже не торопился. Он глядел на примолкшего, подавленного генерала, на растерявшегося начальника штаба, на совершенно бледного Брайкевича и багрового Риггса и силился понять: что же произошло здесь за минувший час, что передали по телефону генералу, что так пришибло его и всех присутствующих?
Наконец, Риггс не выдержал долгого молчания:
— Мы остановились на том, что вы… предлагаете двое суток, да, двое суток на всю эвакуацию союзных войск.
— И союзных дипломатических и прочих миссий, — сразу же добавил Столяров. — Мы надеемся, мистер Риггс, что и вы воспользуетесь нашим приглашением.
Одно мгновение казалось, что Риггс вскочит и бросится на Столярова. Его лицо покрылось лиловыми пятнами, подбородок задрожал, как в лихорадке, Риггс даже скрипнул зубами. Но под спокойным взглядом Столярова он снова сдержал себя и снова крепко вцепился пальцами в подлокотники кресла.
Полковник Фредамбер сделал попытку разрядить напряженную атмосферу.
— Генерал просит вас обстоятельно изложить все ваши… предложения.
Столяров, не глядя на Фредамбера, не спеша обратился к генералу д’Ансельму:
— Прежде всего — вся полнота власти в городе без каких-либо боевых действий передается нам…
Генерал сразу вышел из состояния прострации. Он задвигался в кресле и поднял глаза на Столярова.
— Мосье! — сказал он. — Вы должны понимать, что власть в городе может принадлежать или мне, как главе военного командования, или… или по гражданской линии — местному муниципалитету…
— Мы и являемся муниципалитетом: Совет рабочих депутатов.
— Однако мне известно, —
Столяров сказал:
— Пролетариат не доверяет думе и не признает ее власть в городе.
Председатель думы, Брайкевич, заерзал на своем месте, но генерал продолжал миролюбиво:
— Ведь в городе живет не только пролетариат. Есть еще и другие слои населения: служащие, э-э-э… торговцы, э-э-э… буржуа… э-э-э…
Столяров ответил:
— Совет представляет интересы всех трудовых слоев населения. Что касается буржуазии, то она после Октябрьской революции не имеет ни власти в нашей стране… Мы действуем на основании нашей народной, советской конституции. — И, чтобы покончить с этим ненужным, пустым спором, он добавил: — К слову сказать, это станет вам понятно из второго пункта наших требований. Второй пункт: буржуазии предоставляется свобода действий — она может отправиться вслед за вами, но все свое имущество должна оставить здесь. Все ценности, банковские вклады и тому подобное, являются достоянием народа и государства; мы не можем позволить ограбить наш народ еще раз…
— Это что же? Экспроприация! — воскликнул Риггс.
— Это — социалистическая революция, — ответил Столяров. — Третий пункт: все белые, контрреволюционные вооруженные формирования, какого бы они ни были толка и цвета, должны быть немедленно разоружены, а оружие передано нам, то есть законной Советской власти. Что касается контрреволюции, поднявшей оружие против народа, то она… — генерала Шварца передернуло, и он еще больше скомкал свою элегантную черную шляпу, — предстанет перед судом народа.
Генерал д’Ансельм снова заговорил миролюбиво:
— Вы должны понимать, что я солдат — и, как солдат, не могу покинуть на произвол судьбы моих союзников, тем паче отдать вам прямо в руки русских офицеров, которые находятся под покровительством французского флага.
— А мы разве просили вас брать под защиту вашего флага всяких паразитов? — вмешался было Шурка, но Столяров оборвал его и продолжал излагать дальше требования Совета:
— Четвертое: все продовольствие — и то, что вы реквизировали, и то, что вы привезли для снабжения армий с собой, — остается здесь, на берегу, для ликвидации голода, который возник в городе в результате вашей беззаконной интервенции. Весь русский морской тоннаж остается у причалов порта. Все политические заключенные немедленно освобождаются из тюрем. В частности, вы гарантируете жизнь Николаю Ласточкину. Все!
Столяров поднялся, давая этим понять, что разговор собственно окончен. Точка над «i» поставлена.
Риггс, Фредамбер, Брайкевич и Шварц сидели молча. Они были уничтожены.
Генерал д’Ансельм заговорил совсем тихо, с интонациями задушевности:
— Все, что вы сказали сейчас… это позор для меня, старого солдата. Я не могу разоружить и отдать вам в руки моих союзников, раз они защищали здесь интересы Франции…
— Какие это тут интересы Франции? — снова выскочил Шурка Понедилок, но Галя придержала его за руку.