Рассвет над волнами (сборник)
Шрифт:
Уже после женитьбы Нуку говорил ей:
— Столько раз в театре я сидел рядом с девушками, но ни с одной из них не пытался заговорить, считал это дурным тоном. А вот с тобой почему-то заговорил — попросил у тебя программу.
— Сожалеешь?
— Наверное, сама жизнь дала мне шанс, и я не преминул им воспользоваться.
— Значит, так тому и быть, — объяснила Амалия. — Ты мне тоже понравился. Когда проходишь мимо сидящих, люди обычно брюзжат, бурчат что-то о пунктуальности или многозначительно вздыхают. А ты был вежлив,
«Может, и этот учитель очень вежлив, — подумал, возвращаясь к действительности, Нуку. — Человек с положением, с хорошими манерами, писатель. Наверное, когда Амалия уходит домой, он подает ей плащ или пальто и помогает одеться. Когда они встречаются утром в учительской, целует ей руку. Приглашая на вечера с литературным уклоном, не забывает для видимости пригласить и его, Нуку. И вот уже Амалия меняет прическу, но делает вид, что ничего в ее жизни не происходит…»
Дальнейшую цепь его рассуждений прервал голос капрала Вишою, донесшийся с мостика:
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?
— Что у тебя там, Вишою?
— Со стороны кормы какой-то свет. Кто-то к нам приближается. Вероятно, штабной катер.
— В такое время? Сейчас почти полночь. Подожди, я поднимусь к тебе.
Нуку взошел на мостик, взял у капрала бинокль и стал рассматривать огонек на темной линии горизонта.
— Сейнер. Начался рыболовный сезон.
— Чтоб их… — вздохнул капрал. — А мне показалось, что в свете огонька я вижу людей, рулевого, механика, командира, которые смотрят в нашу сторону… Вот! Смотрите, они нам сигналят.
— Ответь им, — приказал Нуку.
Вишою подошел к прожектору. В это время с сейнера передали: «Я — сейнер «Синая». Желаю вам успешной навигации».
— Ответь ему: «Мы — военный корабль. Благодарим за пожелание. Удачной вам путины!» Сделай отметку в бортовом журнале об этой встрече.
— Интересно, мы друг друга не знаем, а приветствуем, — сказал капрал после того, как передал сигналы. — В море люди гораздо ближе друг другу.
— Да, что касается близости людей… Скажи, Вишою, что ты знаешь о матросе Штефанеску?
— Точно так же меня спросил командир — что я знаю о Штефанеску. Он подал рапорт, что боцман его преследует. Ну, я и сказал командиру, что думаю о Штефанеску. На комсомольских собраниях он обязательно говорит что-нибудь такое, что расходится с мнением остальных… Я не могу понять, что его толкнуло подать рапорт… Может, чувство мести… но только не наказание. Тем более трое суток на гауптвахте он уже отсидел и никто их ему не вернет. Просто мутит воду…
— Может, ты и прав, — согласился Нуку. — А ты лично как считаешь? Ты же был на носу, когда произошел инцидент.
— Я бы сказал, что никакого инцидента не было. Штефанеску действительно мог свалиться за борт, когда наклонялся, чтобы разблокировать страховочный механизм. Иногда на него накатывает безрассудная храбрость. Но нельзя же делать все,
— Как ты думаешь, военный мастер Панделе виноват?
— В чем виноват? Он его не ударил, не оскорбил. Что оттолкнул и накричал на него — это правда, но Штефанеску заслуживал даже большего.
— Ты тоже считаешь, что Панделе не вышел за рамки?
— Нет, товарищ старший лейтенант, и не потому, что он мой начальник. Я за справедливость. Зачем зря обвинять человека? Штефанеску все преувеличивает, хотя сам виноват. Это не в первый раз. Он постоянно ошибается, невнимателен, все время надо следить за его действиями. Во время маневра должна быть строгая дисциплина. Если каждый начнет делать все, что захочет…
— Ясно, Вишою, — мягко прервал его Нуку. — Я просто хотел узнать твое мнение.
На палубе послышались шаги.
— Кто там? — спросил Нуку.
— Я, Албу.
На мостике показался капитан-лейтенант Албу:
— Полночь, товарищ помощник командира. Дайте и нам, тем, кто находится под палубой, в самом чреве корабля, утвердиться, — пошутил он. — Идите спать…
— Какая погода — благодать! — вздохнул Нуку. — Стоим на якоре, ветер — слабый норд-вест, сигнализация работает нормально. Хорошей вахты!
— Благодарю, — сказал Албу. — А вам приятных снов…
Глава 18
Старательно подметая палас, Амалия пришла к выводу, что стоит на пороге важных перемен. Но что сулят ей эти перемены? Что может дать ей любовное приключение? Немного скрасит монотонность дней быстротечных? Через десять лет ей будет тридцать пять, появятся первые седины, по материнской линии у всех такая седина…
Джеорджеску-Салчия все более настойчиво проявлял любезность. Он подарил ей книгу, за которой все гонялись, утром до последней минуты поджидал ее в учительской и успевал сказать ей комплимент. Он рассказывал ей новости и даже набирал в ее ручку чернила. Объяснения в любви в полном смысле этого слова еще не было, но есть вещи, не требующие объяснений. Амалия чувствовала, как день ото дня возрастает его настойчивость, но делала вид, что ничего не замечает.
Близился вечер. Амалия посмотрела на часы — когда Нуку работал в отделе технического обеспечения, он возвращался обычно в это время. Оставив папку под вешалкой, он разувался и кричал в открытую дверь:
— Привет! Дадут что-нибудь поесть усталому человеку?
И она радостно спешила продемонстрировать ему секреты кулинарного искусства, усвоенные ею еще в детстве. Кухня всегда была в почете в крестьянских домах, стоящих в долине реки Сирет. Бабушка Амалии, слывшая женщиной энергичной, неутомимой, большую часть своей жизни провела возле печи. Нуку с удовольствием уплетал печенье Амалии, которое само таяло во рту, а она в это время рассказывала ему о старинных рецептах, переданных ей бабушкой. Нуку хвалил ее.