Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
Шрифт:
Самые сильные и молодые жители ушли вместе с Рудом и Хольтом на встречу с вождями бруктеров и батавов. В селе остались либо слишком старые, либо слишком молодые для сражений люди.
Осталось в деревне и небольшое количество воинов для защиты.
Стоило возникнуть опасности, как об этом быстро могли узнать все жители. Юзипий, возглавляющий охрану, был готов оставить свои обязанности, однако Вар и трое мужчин, которые первыми приветствовали Атрета, были иного мнения.
— Ты — вождь хаттов, и являешься им по праву, — сказал Атрету Юзипий, желая,
Атрет ответил ему отказом, совершенно не стремясь к власти.
Он вовсе не хотел спекулировать тем, что когда–то был вождем.
— Это было много лет назад. Теперь вождь Руд, и он может с тобой не согласиться.
Одиннадцать лет на чужбине — очень большой срок, и Атрет не собирался отнимать власть у человека, который все эти годы объединял хаттов.
Возможно, кто–то другой всеми силами стремился бы занять место вождя, но Атрет совсем не хотел снова взваливать на себя это бремя. Когда отец умер и воины единодушно выбрали его вождем, он подчинился их воле ради блага собственного народа. Никто не был тогда настроен против Атрета. Сейчас же он даже не знал, как наладить отношения с собственным братом.
Атрет удивлялся, как так получилось, что всего за несколько коротких недель римлянин стал ему ближе, чем кровная родня. Связь между ним и Феофилом с каждым днем становилась все сильнее. Где бы они ни были и что бы они ни делали, римлянин говорил о Господе. Атрет хотел знать как можно больше, и Феофил охотно делился с ним всем, что знал сам. Каждый момент их общения был драгоценным, и Атрет пользовался этим. Они могли сидеть, стоять, куда–то идти — все это время Феофил учил его Писанию, часто читал ему тот свиток, который еще на борту корабля переписал для него Агав.
Рицпа тоже дорожила каждым словом Феофила, а когда его не было рядом, думала над его словами. Время общения с этим человеком было удивительным, потому что оно было мирным и спокойным, чего нельзя было сказать об остальном времяпрепровождении.
Когда Феофил попросил разрешения купить участок земли, на котором он мог бы построить себе грубенхауз, Вар взорвался в гневе:
— Да я убью тебя, прежде чем ты станешь владеть хоть малейшим кусочком земли хаттов!
— Я не прошу себе земли в пределах деревни, мне достаточно будет поселиться и на окраине, — сказал Феофил, ни словом не упомянув о документе, который по римскому закону давал ему право владеть любыми землями на окраинах империи, которыми он пожелает. Этот документ Феофил получил в награду за многолетнюю воинскую службу. Он хотел добиться уважения со стороны хаттов, а не обострять и без того натянутые отношения.
— Единственная земля, которую я мог бы тебе дать, — это та, где лежит навозная куча.
Тут уже Атрет не выдержал и вмешался в разговор, прежде чем Феофил успел его остановить:
— По нашим законам вся доля отца переходит ко мне как к старшему сыну!
Вар взглянул на него, резко повернув голову.
— Атрет! — воскликнула мать. — Ты не сделаешь этого!
— Я сделаю это. Я имею полное право забрать
— Не надо ничего делать ради меня, — сказал Феофил Атрету, видя, какую пропасть способны создать между родными братьями несколько необдуманных слов. — У твоего брата есть веские причины не доверять Риму, а ты можешь сделать только еще хуже.
— Да не защищай ты его! — в бессильной ярости произнес Атрет.
— Он сейчас ничем не отличается от тебя, каким ты был, когда мы встретились впервые, — сказал Феофил, криво улыбнувшись.
Вар покраснел.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы меня защищала римская свинья! — Он встал и плюнул в сторону Феофила.
Атрет шагнул к брату. Феофил преградил ему путь.
— Не торопись, — сказал Феофил Атрету, тяжело дыша. — Прежде чем сказать хоть слово, постарайся представить себе, каково ему.
— Тебя здесь не было одиннадцать лет! — закричал Вар брату, — Все эти годы я, как мог, хранил наследство отца. И вот теперь ты приходишь и думаешь, что можешь все отдать этой римской собаке и оставить меня ни с чем?
Атрет снова рванулся к брату, но римлянин схватил его за руку.
— От твоего гнева Божья праведность не восторжествует, — сказал Феофил так, чтобы его услышал только Атрет.
Стиснув зубы, Атрет приложил немало усилий, чтобы успокоиться.
Но когда он смог это сделать, к нему вернулась способность здраво мыслить. И в самом деле, у Вара были причины для негодования. Брат потерял не меньше, чем Атрет, и делал все, чтобы сохранить то, что осталось. Атрет вовсе не хотел лишать брата его имущества на том лишь основании, что имеет право так поступить, однако его слова вполне могли быть истолкованы именно так. Его гнев только усугубил ситуацию, а не привел к разрешению спора.
— Я готов уступить тебе всю восточную половину, Вар, и весь скот, — сказал Атрет, совершенно не жалея о сказанном. — Феофил получит долю из моей половины. Это тебя устроит?
От удивления Вар какое–то время не мог вымолвить ни слова.
— Ты отдаешь ему самую богатую часть угодий, — сказала Фрейя, поразившись не меньше.
— Да, я знаю. На восточной половине и самые лучшие пастбища для скота, — отметил Атрет, по–прежнему глядя на своего младшего брата в ожидании ответа. — Ну? Так что ты скажешь?
Вар от неожиданности даже попятился. Поморщившись, он сел и посмотрел на старшего брата так, будто впервые его видел. Половина земли и весь скот? Атрет мог взять себе все, и никто не оспорил бы его право так поступить. Но вместо этого он отдает Вару лучшую долю наследства. Атрет имел полное право вообще ничего не оставить младшему брату, несмотря на все старания Вара сохранить наследство. В действительности Вар вполне допускал такую возможность в случае возвращения Атрета, при этом надеясь в душе, что брат никогда не вернется.