Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
Шрифт:
Атрет посмотрел на человека, стоявшего чуть поодаль от остальных воинов. Когда–то давно Атрет был вынужден вершить суд над сыном Херигаста, Вагастом. Молодой воин бросил свой щит и бежал с поля боя — за такое преступление полагалась смертная казнь. Приговор был единодушным, и Атрету не оставалось ничего иного, как приказать утопить Вагаста в болоте. За одиннадцать лет отец казненного сильно постарел. Он был еще полон сил, но волосы совсем поседели, а лицо покрылось морщинами.
— Мне только что
Руд повернулся к Атрету.
— Это правда?
— Да.
Руд побагровел от гнева.
— Мы заключаем союз против Рима, а ты приводишь сюда одну из этих ненасытных собак!
— Он пришел сюда с миром.
— С миром! — воскликнул один из молодых воинов с невероятной заносчивостью и гордостью и сплюнул на землю.
— Не нужно нам никакого мира с Римом! — воскликнул другой. — Нам нужна кровь!
Мужчины вокруг гневно закричали наперебой:
— …сожгли нашу деревню…
— …убили моего отца…
— …забрали в рабство жену и сына…
Рицпа закрыла глаза и стала молиться, а Атрет воскликнул:
— У меня не меньше причин ненавидеть Рим, чем у вас. Даже больше! Но вот что я вам скажу! Если бы не Феофил, я бы до сих пор сражался на арене или висел на каком–нибудь кресте, на забаву Домициану! Он трижды спас мне жизнь. И привел меня домой!
— Никому из римлян нельзя верить!
Другие загомонили в знак согласия.
— Где он?
— Схватить его, да утопить в болоте!
Кровь ему пустить!
Жена Херигаста указала им:
— Он строит себе грубенхауз за длинными домами. Хочет поселиться среди нас.
Один из воинов уже направился в ту сторону. Атрет преградил ему путь, и воин попытался со всего размаху ударить его. Атрет нырнул и ответным коротким, но сильным ударом в грудь сбил его с ног. Не успел воин удариться о землю, как Атрет выхватил свой меч и приставил острие меча к горлу воина.
— Не дергайся, не то, клянусь Богом, ты больше никогда не встанешь!
Страсти улеглись так же быстро, как и вспыхнули.
Воины слегка отступили назад, глядя на происходящее, а поверженный жадно хватал ртом воздух.
— А теперь слушайте все, — сказал Атрет, не отрывая глаз от лежащего юноши, чьи глаза округлились от страха, когда он почувствовал холод лезвия под своим подбородком. — Одно быстрое движение — и я перережу ему горло. — Атрет поднял голову, чтобы посмотреть в глаза всем, кто его окружал. — Посмейте только убить моего друга, и будете иметь дело со мной! — Он снова посмотрел на лежащего, кровь стучала у него в висках. — Может быть, ты хочешь стать первым, парень?
— Отпусти его, Атрет!
Все повернулись на голос и увидели
Атрет не пошевелился, но досадливо поморщился.
— Смотрите! — воскликнула жена Херигаста. — Римлянин идет, хочет порадоваться тем бедам, которые на нас накликал!
Феофил шел к ним спокойно, во всей его внешности чувствовалось: он знает, что делает и чего хочет.
— Убери меч, Атрет. Тот, кто живет мечом, от меча и погибнет.
— Вот ты от меча и умрешь, если я тебя послушаюсь, — сказал Атрет, по–прежнему держа меч у горла поверженного воина.
Феофил услышал враждебный гул собравшихся вокруг него людей. Уговаривать Атрета было бессмысленно. Ему надо было высказаться, пока у него была возможность.
— Я пришел сюда не как римлянин и не ради Рима! — обратился он ко всем. — Я хочу вас только попросить дать мне время, чтобы я мог доказать вам, что мне можно доверять. Если я хоть в чем–то дам вам повод усомниться во мне, тогда сделайте со мной все, что хотите.
— Ты похож на воина, — сказал ему Хольт, пристально вглядываясь в него горящими глазами.
Феофил посмотрел ему прямо в глаза без всякого страха.
— Я служил в римском войске двадцать пять лет и дослужился до звания сотника.
В воздухе повисло молчание. Хольт от удивления невольно засмеялся. Кто способен сделать такое признание перед сотней хаттов? Этот римлянин определенно либо очень смел, либо просто сошел с ума. Скорее всего, и то и другое.
Феофил невозмутимо продолжал:
— В этих местах я воевал двенадцать лет назад, когда германские племена восстали против Рима.
— Он сражался против нас! — воскликнул кто–то из воинов.
— Римская собака! — послышались и более крепкие и оскорбительные эпитеты.
— Я знаю, что хатты — храбрый народ! — перекричал их Феофил. — Но знаю я также и другое: если вы сейчас выступите против Рима, вас постигнет жестокое поражение. Домициан только и ждет удобного случая, чтобы отправить легионы на север. И военный союз племен даст ему очень удобный повод, чтобы сделать это.
— Он подослан к нам Римом!
Атрет убрал свой меч и слегка повернулся.
Феофил заметил, как в его глазах блеснуло сомнение.
— Я говорю правду, Атрет. Ты знаешь, что Домициан ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего. Он завидует власти и славе своего отца и своего брата, и чтобы утолить свою зависть, у него есть только один путь — развязать войну и победить в ней. Это единственное поприще, на котором он может чего–то добиться.
Напоминание Феофилом о сражениях одиннадцатилетней давности больно отозвалось в душе Атрета. Он убрал свой меч в ножны, забыв о юном воине, который тут же вскочил на ноги.