Рассвет рыцаря
Шрифт:
Олгат, снова принявший человеческое обличье, жадно жуя кусок мяса, высказал то, что было на уме у обоих:
— По-моему, мы достаточно сражались друг с другом. Несомненно, мы достойные противники. Продолжать дальше бессмысленно.
Солдат кивнул.
— Согласен, но не я настаивал на поединке. Что ты скажешь своему хозяину?
Облизав горячий жир, стекающий с пальцев, Олгат шумно вздохнул.
— Думаю, это я как-нибудь переживу. Я не собираюсь возвращаться в Зэмерканд. Перелечу через Лазурное море в Карфагу и поселюсь там. По-крайней мере в Карфаге климат теплее, не бывает таких суровых зим. — Он протянул руку. — Удачи
Ворон присвистнул.
— Вы только послушайте! Братство взаимных славословий. Ну да ладно, лишь бы не целовались и не обнимались…
Но бывшие противники не доставили ему такой радости. Заключив друг друга в крепкие объятия, они трижды поцеловались, прижимаясь губами к заросшим грубой щетиной щекам, а затем снова пожали друг другу руки. После этого Олгат опять превратился в орла. Схватив в когти остатки тушки зайца, он взмыл в воздух.
Солдат проводил взглядом красивого пернатого хищника, пролетевшего над темнеющим в предрассветных сумерках лесом.
— Какая замечательная птица! — пробормотал Солдат, когда орел скрылся из виду.
— Какая замечательная птица! — прокаркал ворон, насмешливо передразнивая своего друга. — В этом ваша беда, беда людей: вы цените внешность превыше ума. Разве так важно, что у птицы большой размах крыльев и огромные когти или она способна как бог парить в восходящих воздушных потоках? Среди нас есть те, кто обладает острым умом и способен запросто обвести вокруг пальца этих небесных глупцов.
Обернувшись, Солдат улыбнулся.
— Ну конечно. Я многим тебе обязан, ворон, и всегда буду это помнить. Ну а теперь мне пора снова трогаться в путь. Прощай! Увидимся в городе, когда я вернусь.
— Если ты вернешься.
Поднявшись со снега, Солдат снял свои ледяные доспехи и устало побрел вперед под недремлющим оком богов.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
На противоположном берегу озера Солдат отыскал тропу, поднимающуюся в горы. Так же быстро, как нагрянула зима, наступило лето. На крутые склоны обрушился знойный ветер, растапливавший по пути весь снег и лед. Выглянувшее жаркое солнце мгновенно высушило землю. Солдат старался держаться подальше от деревьев — с них срывались гигантские сосульки, вонзавшиеся глубоко в почву. Весь мир вокруг хрустел, скрипел и стонал так, что казалось, будто земля трещит по швам. Громадные глыбы льда, сорвавшись с высоких откосов, проносились мимо, грозя раздавить Солдата, и разбивались вдребезги о скалы внизу.
Повсюду появлялись расселины, откуда со свистом и шипением вырывались раскаленные газы, наполнявшие воздух удушливыми испарениями и покрывавшие камни желтовато-зеленым налетом. Жар простирал свои щупальца из этих трещин в земле, а время от времени из них выползали омерзительные создания, не боявшиеся Солдата, но и не нападавшие на него. Кожа этих тварей была такой отвратительной, словно они не меньше тысячи лет не видели свежего воздуха, а печальные взгляды, брошенные через плечо перед тем, как неведомые существа таяли в утреннем тумане, были полны осуждения и требовали извинений.
Лед растаял, открывая ясно-голубые воды озера. Паводковые потоки весело струились по каменистым руслам и, сорвавшись с отвесных обрывов,
— Ну вот, как раз когда я полез вверх, — задыхаясь, пробурчал под нос Солдат, терзаясь невыносимой жаждой.
Он напился воды из чистого горного ручья, распугав своим появлением стадо горных баранов. Дно потока было усыпано красными гранатами. Нагнувшись, Солдат набрал горсть, намереваясь как-нибудь потом сделать ожерелье для своей возлюбленной Лайаны, и продолжил подъем.
Отовсюду выползали, выбирались, вылетали птицы и звери, встречавшие наступление лета. Казалось, все живое только и ждало, чтобы при первых признаках потепления подобно распрямившейся пружине прыгнуть навстречу солнцу. Зазеленела буйная трава, почки деревьев и кустов раскрылись нежными молодыми листочками, набухли бутоны. Появились тучи насекомых, в первую очередь комаров и мошкары; ловя их, лягушки с кваканьем выбрасывали вперед длинные языки. В ручьях и протоках резвилась рыба, сверкая на солнце серебристыми дужками. В высокой траве шелестели семьи млекопитающих.
В одном месте тропа оборвалась, и Солдат подумал, что он заблудился, но тут ему помогли говорящие скалы.
— Куда мне идти? — обратился он к ним.
— Там, дальше есть скала, называющаяся Иглой судьбы. Ты должен пойти вдоль вон того ручья, ибо здесь тропа кончилась. Подойди к Игле судьбы и постучи по ней кулаком. Тебе обязательно ответят.
Поблагодарив скалы, Солдат последовал их совету.
Он нашел длинную тонкую скалу — грубо высеченный обелиск, четырехгранный, с тупой вершиной. С трех сторон камень был покрыт письменами и иероглифами; четвертая, девственно-чистая, словно дожидалась своего часа: быть может, на ней высекут биографию какого-нибудь могущественного царя?
Солдат постучал по скале кулаком.
Тотчас же земля под ним разверзлась, и он слетел вниз по ступеням в подземелье.
Потом — когда Солдат снова выбрался на поверхность — он ничего не мог объяснить, но, провалившись в подземелье, он будто очутился в другой стране. Стоя на вымощенном каменными плитами полу, Солдат не мог разглядеть стены, терявшиеся где-то далеко за горизонтом. Здесь были моря, горы, равнины. Здесь текли широкие реки, а на полях росли дикие цветы. В лесу водились медведи, в океанах — гигантские киты. Солдат переплыл море в живом корабле, понимая, что если его разрезать, потечет кровь. Корабль ритмично дышал и пульсировал у него под ногами. Солдат стоял на палубе, глядя на три паруса, что надулись грудями и животом беременной женщины, и наслаждался прохладным ветром, трепавшим его волосы.
Мимо проплывали другие суда, и на палубе каждого стояло по одному существу. Иногда это были смертные люди, иногда — животные, встречались и мифические создания, вроде грифона или василиска. Взгляды всех мореплавателей были устремлены куда-то вдаль, и они не обращали внимания на попытки Солдата завести разговор. Некоторые, казалось, провели в плавании уже много лет, а то и столетий, пытаясь отыскать желанное. Один или два раза Солдату встретились корабли без пассажиров, и эти суда издавали проникнутые болью крики, отражавшиеся слабым эхом от далеких островов.