Рассвет
Шрифт:
Заговорив о сне, она внезапно вспомнила, что совсем недавно сама тоже спала, не совсем обычно, если не сказать сильнее.
– Ты так и не сказал мне, сколько длился мой сон.
– Что-то около… двухсот пятидесяти ваших лет.
Такое она не могла переварить за один раз, для одного раза этого было многовато. Услышав, она молчала так долго, что в конце концов он сам решил прервать тишину.
– После первого твоего Пробуждения нам показалось, что с тобой что-то не в порядке. Таким было не мое мнение, но мнение нескольких моих коллег. Методика, избранная с тобой, оказалась ошибочной,
Забыв о сидящих на столе червях, она подползла по полу к кровати и прислонилась к ней спиной, совершенно без сил.
– Мне казалось, что одно мое Пробуждение от другого отделяют недели или, возможно, месяцы, но чтобы так много, целые десятилетия… Нет, я представить себе этого не могла.
– Во многом ты подобна своему миру. Чтобы полностью излечиться, тебе нужно время. Время нужно и нам, с тем чтобы узнать о вас как можно больше, научиться понимать вас.
Йядайя сделал паузу.
– Когда некоторые из твоих сородичей начали кончать жизнь самоубийством, мы не знали, что и думать. Бытовало такое мнение, что люди поступают так потому, что остались в стороне от общего ухода из жизни – по сути, они уже считали себя мертвыми, нужно было только довести дело до конца, убить себя. Другие полагали, что причина здесь в том, что мы держим вас в изоляции. Тогда мы попробовали образовывать пары, но многие ранили и даже убивали друг друга. Смертей в полной изоляции было несравненно меньше.
Последние фразы воскресили в ее памяти ужасные картины.
– Йядайя? – спросила она.
Щупальца в нижней части его лица словно пошли рябью, на несколько мгновений приняв вид волнистых длинных усов.
– Я помню, что вместе со мной несколько дней, а может быть и больше, находился маленький мальчик. Его звали Шарад. Где он теперь, что с ним?
Несколько минут он молчал, подняв напряженные щупальца вертикально вверх. Внезапно сверху зазвучал голос, очень похожий на собственный голос Йядайи, но на этот раз чужой и непонятный, быстрый и отрывистый.
– Мои сородичи дали ответ на твой вопрос, – сказал Йядайя. – Шарад вполне здоров и прекрасно себя чувствует, хотя его больше нельзя назвать маленьким мальчиком.
– Значит, на вашем корабле не все спят, некоторым удается повзрослеть и состариться? Например, детям?
– Да, некоторые из вас жили и живут среди нас и сейчас нормальной жизнью. Мы им доверяем и не изолируем их.
– Никого из нас нельзя держать в изоляции. Иначе мы можем сойти с ума. Если вы не ставите целью свести нас с ума, тогда выпустите нас на свободу. Несколько раз мне казалось, что я вот-вот спячу. Люди не могут жить водиночку.
Его щупальца словно бы попытались оттолкнуть ее.
– Нам это известно. Лично я не ни за что не согласился бы провести в одиночестве столько месяцев, сколько пришлось провести тебе. Все дело в том, что мы не знали, каким путем лучше всего сводить людей
– Но Шарад и я…
– У него есть мать и отец, Лилит.
Сверху раздался чей-то неизвестный голос, на этот раз говорили по-английски.
– У мальчика были родители и сестра. Сейчас они все спят, все вместе обычным сном. Он все еще очень молод. На каком языке он говорил с тобой, Лилит? – сделав паузу, спросил бестелесный голос.
– Не знаю, – ответила она. – Прежде он был слишком мал, чтобы объяснить мне это, или может быть он пытался, да я сама не поняла. Мне кажется, что он скорее всего откуда-то из Вест-Индии, хотя для вас это наверно мало о чем говорит.
– Нет, это важно – кое-кто из моих сородичей хорошо понимает тебя. Я же спросил из простого любопытства.
– С ним точно все в порядке?
– Он прекрасно себя чувствует.
На мгновение она успокоилась, потом снова начала сомневаться. Быть может этот невидимый голос просто пытается успокоить ее, добиться от нее каких-то уступок?
– Я могу увидеть его? – решительно потребовала она ответа.
– Йядайя? – спросил бестелесный голос.
Йядайя повернулся к ней.
– Как только ты сможешь ходить среди нас без страха, ты немедленно с ним увидишься. Больше не будет ни сна, ни заключения, Лилит. Скоро ты выйдешь из этой камеры. Как только ты будешь готова, тебя выпустят отсюда.
Йядайя так и остался с ней. И теперь, точно так же, как когда-то она страстно желала быть избавленной от своего невыносимого одиночества, она желала только одного – чтобы он ушел от нее. Закончив разговор, он надолго замолчал, и Лилит почти уже было решила, что он заснул – если конечно эти существа вообще спят. Она тоже прилегла, не зная, может ли она тоже позволить себе заснуть в присутствии своего нового знакомого. Это было все равно, что лечь спать и спокойно уснуть в одной комнате с гремучей змеей, зная, что, проснувшись, вполне можно обнаружить живую пеструю ленту под собственным одеялом.
В одном она была уверена полностью – заснуть, повернувшись к Йядайе лицом, она точно не сможет. При том, что заставить себя повернуться к нему спиной она тоже не могла. По крайней мере надолго. Раз за разом задремывая, она просыпалась, вздрагивая, и торопливо открывала глаза, чтобы узнать, не крадется ли к ней ее медуза-сосед. По прошествии некоторого времени она поняла, что совершенно лишилась сил, но поделать ничего с собой она не могла. Хуже всего, что каждый раз, когда она двигалась, начинали шевелиться и щупальца Йядайи, лениво приподнимаясь в ее сторону, словно бы он спал с приоткрытыми глазами – что, похоже, и было.
Сама не своя от усталости, с раскалывающейся от боли головой, к чему под конец присоединился еще и бурлящий желудок, она поднялась с кровати и улеглась прямо на полу, вытянувшись рядом со своим ложем. Теперь, как бы она ни повернулась, Йядайя ей был не виден. Все, что она могло увидеть, ограничивалось подножием стола-платформы, прямо перед ней, и куском стены. Йядайя оказался полностью исключенным из ее мира.
– Нет, Лилит, – вдруг проговорил он, не успела она закрыть глаза.
Она промолчала, притворившись, что не слышит его.