Рассвет

Плейн Белва

— Он так сказал?

— Честное слово, Том. Он умный. Столько всякого знает. И о моей болезни все знает, все прочитал…

— Ты, что же, думаешь, что папа и мама не читали?

— Конечно, они тоже, — нетерпеливо перебил его Тимми, — но это новое открытие, всего несколько месяцев разрабатывается. Дядя Артур сказал, что они что-то делают с генами, хотят ввести больному лучшие гены, и будут пробовать со следующего года. И, может быть, лет через пять им удастся… Дядя Артур говорит…

Том

хотел перебить Тимми замечанием, что дядя Артур — не ученый, но пожалел малыша, у которого так радостно сияли глазенки.

— Ну, что ж, хорошие новости, — заметил он.

— А мне еще немного лет, и я дождусь, пока они этого добьются!

«Дай Бог, братишка!» — подумал Том.

— Это назвали «генетическое преобразование». Если бы они это раньше придумали, Питер был бы жив…

«Питер… Другой сын! Да, Питер…»

— Они мне много рассказывали о Питере. Он был похож на меня. Холли сказала, что он был чудесный брат. Они никогда не ссорились и не дрались. У него был хороший характер.

«Как у тебя, — подумал Том. — Как у нашей мамы».

— Мы с ней в шахматы играли! Я еще почти не умею, но она меня подучила.

«Шахматы его покорили! Невинный ребенок!» — снова рассердился про себя Том.

— Сойди вниз, Том. Пожалуйста! Нельзя тебе сидеть здесь одному!

— Почему нельзя?

— Потому что это плохая манера — не выходить к гостям. А тетя Маргарет сказала, что у меня хорошие манеры. А я ей сказал, что папа учил меня хорошо себя вести.

— Да? И как она на это реагировала?

— Сказала, что это показывает папу с хорошей стороны.

— А что они еще говорили про отца?

Тимми нахмурился, вспоминая:

— Сначала — не помню, а потом дядя Артур сказал, что папа был в клане, и это плохо, но мы должны помнить его хорошие стороны.

«Словно речь доктора Фостера на похоронах отца!» — подумал Том.

— Ну, спустись же вниз, Том!

— Мне это трудно, Тимми. Ты и не знаешь, как трудно!

— Угу, я знаю. Ты расстроен из-за этой девушки. Ты убрал с тумбочки ее фото.

— Что, и это ты знаешь?! — вскипел Том.

— Мистер Маккензи рассказал дяде Артуру, и мы говорили об этом. Тетя Маргарет сказала, что тебе трудно примириться, или что-то в этом роде…

«Обсуждают мои личные дела… Делать им нечего…»

— Она вонючка, Том. Она лгунья. Я читал всю эту чепуху в газетах, брал с твоего письменного стола. И о черных — вздор, разве Бетти Ли — такая? И об иностранцах! Вот мистер Бруно, парикмахер, иностранец, а какой хороший человек! И мистер Футиадес, хозяин кондитерской… Значит, и о евреях — тоже чепуха. Ну и что ж, что ты еврей? Том! Не думай о ней, она — вонючка.

Милый, невинный малыш, прижимающий к себе щенка.

— Том! Давай

сойдем вниз.

— О'кей, малыш. Иди, я приду.

На длинной веранде три женщины сидели за столом и разговаривали, а Артур Кроуфильд стоял у окна и глядел в сад. Тимми подбежал к нему, Том, поздоровавшись, сел на скамейку между двумя группами. Он заметил, что все присутствующие словно сговорились не обременять его излишним вниманием.

Он сидел, весь напряженный, весь обратившись в слух и поглядывая уголками глаз то в одну, то в другую сторону.

Женщины говорили о драгоценностях: мать рассказывала о том, как ее тетки, отправившиеся в кругосветное путешествие, высматривают в ювелирных лавочках всякие диковины.

— Особенно Лилиан — у нее острый глаз и вкус замечательный. Смотрите, что она мне только что прислала из Бангкока! Все мои украшения — ее подарки.

— Красота какая! — звонким приятным голоском воскликнула Холли. — Эти лепестки не спаяны?

— Потрогайте! — ответила Лаура с улыбкой. Головка с глянцевитыми волосами нагнулась к Лауре, белые пальчики перебирали золотые лепестки.

«Только евреи любят золото, — фыркала Робби. — Услышали бы это Лилиан и Сесилия!» — подумал Том.

— Оно замечательно выглядит на вас, — сказала Холли. — У вас такая стройная длинная шея. Я хотела бы иметь такую, на мне ожерелья так красиво не смотрятся!

Лаура снова улыбнулась.

«Ей нравится девушка, — подумал Том. — И она так добра к Тимми…»

Артур отошел от окна и подошел к женщинам мимо Тома, словно не замечая его.

— Мне кажется, я нашел вам покупателя, — сказал он Лауре. — Мой знакомый мебельщик хочет расширить дело. Я поговорю с ним, мне кажется, ваши условия ему подойдут.

Том уставился в пол, мрачный и молчаливый. За что на него свалился этот двойной удар? — думал он. — Его родители — чужие, новые родители — евреи, сестра — еврейка!

— Да, — ответила Лаура Артуру. — Сначала это была фирма «Пайге», потом — «Пайге и Райс», потом — «Райс и сын», а теперь…

— Другого пути нет, — мягко возразил Артур. Он отошел от стола и приблизился к сидящему у стены Тому, тот вздрогнул. Может быть, он ждал, что Том заговорит с ним, но тот молчал, и Артур начал первый:

— Я сожалею о… — Он запнулся, не зная, сказать ли «ваш отец» или «Бэд», что было бы слишком фамильярно. В конце концов он выговорил: — Сожалею о случившемся. Ужасная, жестокая смерть.

— Как вы можете сожалеть о нем, — ведь он был в ку-клукс-клане, — язвительно отозвался Том.

— Нельзя отвечать на насилие насилием, даже по отношению к членам клана, исповедующим насилие.

— Но они же хотят вас уничтожить, — сказал Том.

— Знаю.