Рассветный меч
Шрифт:
Но время поджимало, и, попрощавшись с многочисленными друзьями, они снова пустились в путь.
Как только они переправились вброд через реку Риссанин, за которой сразу же начинался Дарда Стор, окружающая их природа изменилась: казалось, волки, медведи и великаны мелькают между деревьями, едва различимые в густой чаще.
— Некоторые из них не настоящие волки, — сказал Бэйр, — медведи тоже не все настоящие.
Урус удивленно посмотрел на сына:
— Как это?..
— Они излучают иной свет.
Урус только вздохнул в ответ:
— Хотел
Бэйр пожал плечами, и некоторое время они ехали молча. Вдруг Бэйр снова обратился к отцу:
— Па, а среди баэронов есть еще кто–либо, кто может менять свой облик? Я хочу сказать, еще кто–то, кроме нас с тобой?
Урус кивнул:
— Поговаривали, что среди нас есть такие, кто мог принимать обличье волка или медведя.
— Я сам был свидетелем этого, — вступил в разговор Араван, а Риата подтверждающе кивнула.
Урус нахмурил брови и спросил:
— Ты сам это видел?
— Да,— ответил Араван.— Во время битвы у Тигеля Хела. В самый разгар схватки в рядах баэронов появилось несколько громадных медведей, которые вступили в бой против сил Модру.
Урус посмотрел на Бэйра и усмехнулся:
— Разве я тебе не говорил, что перед дракой я начинаю мыслить по–медвежьи? Возможно, и другие в нашем роду мыслят так же.
Бэйр рассмеялся, они взбодрили лошадей и поскакали вперед, замечая время от времени мелькание сопровождающих их теней.
— Они прежде были живыми, а сейчас они мертвые, — сказал Бэйр. — Только вон тот высокий еще жив, но тоже умирает.
Они пересекли лесистую лощину. Между толстыми стволами деревьев, увитых диким виноградом, повсюду лежали громадные куски валунов — разбитых, раздробленных, расколотых, и только один из них был целым — высокий монолитный камень, стоящий у подножия крутого подъема, за которым открывалась широкая возвышенность…
— Это сообщество Эйо Ва Сак — Тех, Кто Стонет,— сказал Араван.
Риата кивнула, ее глаза засверкали.
— Столько погибших! Что же здесь произошло?
Бэйр спешился и подошел к монолитному камню, прикоснулся рукой и прижал щеку к его поверхности, прислушиваясь к тому, что происходит у него внутри. Через несколько мгновений он с состраданием в глазах посмотрел на Риату и произнес:
— Мысли его медленные и тяжеловесные, но не такие, как у обычных скал, которые кажутся неизменными и вечно стоящими на своих местах. Мама, этот высокий камень горюет и скорбит.
По лицу Риаты разлилось выражение крайнего изумления.
— Ты можешь слышать, что он скорбит о своих утратах, Бэйр?
— Я не знаю, что именно он говорит, но, имей он сердце, оно было бы разбитым. — Бэйр погладил рукой камень, отошел на несколько шагов назад, и почва под его ногами при этом издавала слабые, но отчетливо слышимые стоны, Араван удивленно поднял брови:
— Я думал, что только пикси могут говорить с камнями.
— Я точно не знаю, что он сказал, — ответил Бэйр, садясь в седло, — но что–то очень печальное.
Глазами полными слез Риата
— Хорошо, что он знает о том, что тебе небезразлична его боль.
Бэйр с тяжелым вздохом обернулся назад, чтобы посмотреть на усеянную каменными обломками лощину, а затем сказал:
— Поедем прочь от этого места.
Они преодолели крутой подъем по склону и двинулись вперед.
Когда они расположились на ночлег, Фэрил вдруг сказала:
— Я и не знала, что скалы могут думать. Араван с улыбкой посмотрел на нее и ответил:
— Бэйр видит некоторую сущность во всех вещах, которую остальным из нас видеть не дано.
Фэрил повернулась к Риате:
— Я не могу поверить в то, что камни живые и могут чувствовать боль.
Риата лишь вздохнула:
— Я не знаю, Фэрил, но Бэйр говорит: все, что нас окружает, есть жизнь.
— И скалы?
Риата, усмехнувшись, утвердительно кивнула:
— Он говорит, что они живые, но живые иначе: все их существо основано лишь на их крепости и целостности. Он рассказывал мне, что сущность потока — это его быстрая подвижность и мимолетность и что основой существования деревьев является их величавость; внутренняя сущность ветра — его игривость, а для могучего шторма таковой является ярость. Видит ли он в действительности или нет, как эти предметы и явления мыслят, или ему открывается некая сила, скрытая в них, этого я сказать не могу. Но то, что он и вправду обладает зрением, каким не обладаем мы, в этом ты могла убедиться сегодня. Он почувствовал сердце скорбящих камней… Так же как и сами камни почувствовали его: ведь ты слышала, как стонала земля? Камни признали моего Бэйра.
Араван подтверждающе хмыкнул и сказал:
— Хоть я и являюсь наставником Бэйра во многих делах и науках, однако именно он часто дает мне направление в толковании и изучении того, что называется силой и жизнью, пронизывающими весь окружающий нас мир.
Фэрил воздела руки к небу, дав этим понять, что сказать ей больше нечего, после чего, оглядевшись вокруг, подняла с земли камень и поднесла его к уху.
Араван все еще смеялся, когда Урус с Бэйром подошли к костру, неся в руках охапки сушняка для костра.
В сопровождении неясных теней они все шли на юго–восток, при этом часто встречая на своем пути через лес некие спутанные клубки из вьющихся растений и побегов.
Известный у эльфов под именем Дарда Стор, Великий Гринхолл представлял собой огромный массив, длиной примерно семьсот миль и шириной не менее двухсот. Ведомые Урусом, путники все шли и шли вперед и наконец дошли до затерянной в лесу деревни, дома которой были почти невидимы из–за широколиственных деревьев. Позади деревни расстилалась широкая безлесая долина, выглядевшая весьма странно в самой чаще густых дебрей. Деревня стояла на краю громадной вырубки, такой широкой, что ближайшие лесные опушки были не ближе тридцати миль от деревни, которая и была целью их путешествия.