Рассветный меч
Шрифт:
Бэйр ждал, что еще скажет Араван, но тот молчал.
— Шадд! Шадд! — выкрикивали гребцы. Вспоминая разговор, который произошел две недели назад, Бэйр спросил:
— У него три мачты? Араван утвердительно кивнул.
— А какова его длина?
— Двести двенадцать футов от носа до кормы, наибольшая ширина его тридцать шесть футов, осадка при полной загрузке тридцать футов. — Араван повернулся к Бэйру. — Однажды я побывал на фьёрдландском корабле–драконе и узнал многое о том, как соотносится скорость судна с его размерами, в частности с отношением длины киля к ширине и осадке. Я строил корабль, стараясь, чтобы он был длинным и нешироким, с неглубокой
— Шадд! Шадд!
— А помнишь, в Дриммендиве, где я обучался скалолазанию, ты говорил, что «Эройен» строили гномы?
— Все правильно, я нанял группу дриммских мастеров из селения Красные холмы и еще нескольких людей в придачу.
— А почему ты нанял гномов?
— Лучше корабельных мастеров, чем гномы, не сыскать, а мне нужны были самые лучшие. Я задумал употребить на постройку корабля дерево из многих стран, а его металлические части должны были изготовить дриммские мастеровые: их изделия не тускнеют и не ржавеют. Шелковые паруса, снасти и канаты были вытканы, спрядены и свиты в мастерских Дарда Галиона.
— Шадд! Шадд!
— А из скольких человек состояла команда?
— Сорок человек и сорок гномов… И еще двое ваэрлингов, поскольку из этих хитрых и неприметных крошек получаются самые лучшие разведчики.
— Я припоминаю, что во время нашей поездки в Дриммендив ты рассказывал о гномах — боевая дружина, ты именно так их назвал, — но я не знал, что они тоже участвовали в плавании.
— Я нанял их как боевую дружину, поскольку они крепкие бойцы, а там, куда я намеревался отправиться, опасностей искать было не надо — они всегда были рядом.
— И где ты побывал? И что делал?
— Мы плавали по всем морям мира, временами перевозили грузы, но в основном занимались поиском приключений: искали клады, проверяли легенды о пропавших городах и тайных захоронениях. Нас не привлекали груды драгоценных камней, украшения, золото, серебро — мы занимались тем, что выясняли, насколько правдивы те или иные мифические сказания. Вновь и вновь легенды оказывались не более чем фантастическими вымыслами, хотя порой нам приходилось убеждаться и в обратном. Немало было случаев, когда мы находили все сразу: и приключение, и клад, и сражение, причем все одновременно и в одном месте. Не сосчитать, сколько раз нам приходилось прокладывать себе путь с оружием в руках. Глаза Бэйра пылали.
— О, как это было здорово! И как долго ты плавал в поисках таких приключений?
Араван сосредоточенно нахмурил брови:
— Если по человеческим меркам, то примерно три тысячи лет.
Рот Бэйра раскрылся от удивления.
— Три тыс… О дядя… А почему ты перестал плавать? На лице Аравана появилось выражение скорби и муки, и Бэйр понял, что на этот вопрос ответа он не получит.
— Шадд! Шадд! Шадд!
Но после долгого молчания эльф сказал:
— Слишком много воспоминаний.
Бэйр озадаченно посмотрел на него:
— Слишком много воспоминаний о приключениях?
— Нет, элар. О любви.
И Араван снова погрузился в молчание. Порыв ветра пронесся над палубой, и, обвисший, как пустой мешок, парус слегка затрепетал.
Капитан Малака принялся выкрикивать команды, шлюпочные экипажи отвязали буксирные канаты и погребли к судну; вскоре «Хава Мели» снова двинулся в путь — легкий бриз, дующий в левый борт и в корму, наполнил его косой парус.
В небо уже поднялся ущербный серп луны, по морю катились волны вечернего прилива, когда в конце дня двенадцатого января, через тридцать
Глава 21
ПУСТЫНЯ
ЯНВАРЬ 5Э1009
(одиннадцать месяцев тому назад)
Араван и Бэйр шли по направлению к гостинице «Голубой Полумесяц», а молва об этом, обгоняя, летела по улицам и закоулкам города, поскольку трижды за прошедшие примерно двадцать лет один из этих двоих здесь уже появлялся. И теперь появился вновь со своим неизменным копьем с наконечником из заточенного кристалла да еще в сопровождении спутника–гиганта. Некоторые жители говорили, что по их городу в ту ночь прошли голубоглазый джинн и высокорослый африт с наводящими ужас серыми глазами. Но были среди жителей и такие, от внимания которых не ускользнуло, что прибывшие были одеты в голубое, а это святой цвет, и поэтому они были вовсе не демонами, а скорее почитаемыми серафимами…
«Серафимы» посвятили два дня покупке верблюдов, бурдюков для воды, зерна и прочих припасов. Все поняли, что они направляются в Эрг, скорее всего за тем, чтобы спуститься в глубокие каменные пещеры, где бушует вечный огонь, в котором суждено вечно гореть заблудшим душам, корчась и стеная в неизбывных бесконечных муках. Но были и те, кто полагал, что идут они вовсе не к пещерам, а к своим сокрытым от посторонних глаз волшебным замкам, построенным среди никому не ведомых оазисов, где вечно растут в изобилии сладкие фиги и гранаты и где сколько угодно воды…
Конечно же, нашлись неразумные, утверждающие, что пришельцы не демоны и не серафимы. Но люди, придерживающиеся подобных взглядов, вне всякого сомнения, слишком долго пробыли на солнце с непокрытыми головами.
Третью ночь в Сабре Араван и Бэйр провели в караван–сарае вблизи южных городских ворот, куда были заранее свезены закупленные ими припасы. Туда же привели и верблюдов с необходимым запасом фуража.
На исходе ночи, перед самым наступлением рассвета, путешественники уже были готовы выступить в путь. У них было два одногорбых верблюда, чтобы ехать верхом, и четыре двугорбых, нагруженных припасами, фуражом и бурдюками с водой. Усевшись верхом и ведя по паре верблюдов в поводу, они в предрассветных сумерках двинулись на юг, в пустыню Кару, чьи бескрайние пески простирались перед ними, а позади оставался город, население которого имело все основания вздохнуть с облегчением.
На утреннем небе гасли звезды, городские стены таяли позади, а фыркающие верблюды, колыхая горбами при каждом шаге, несли вперед путешественников, неуклюже переваливающихся из стороны в сторону.
— Ну и ну, — сказал Бэйр, — езда верхом на этих животных мало чем отличается от качки на палубе «Хаза Мели».
Араван рассмеялся:
— А ты знаешь, Бэйр, их и называют кораблями пустыни. Но не волнуйся, ты привыкнешь к этому еще до того, как мы доберемся вон до тех барханов.
Вокруг становилось все светлее и светлее, небо на востоке стало бледно–розовым, рассветные сумерки постепенно превращались в дневной свет, и Араван с Бэйром увидели Кару во всем ее величии: длинные плавные изгибы песчаных барханов простирались на сколько хватало глаз, создавая иллюзию моря с бежево–золотыми волнами, сверкающими в лучах утреннего солнца. Путники даже придержали своих верблюдов, захваченные открывшейся перед ними картиной.