Рассветный меч
Шрифт:
— Я чувствую себя так, как будто с неба на меня свалился верблюд.
— Ты же два дня был без сознания.
— Два дня?!
— Да. Весь сегодняшний день и вчерашний ты пролежал в забытьи…
— Целых два дня? Даже трудно представить… — Бэйр, обессилев, замолчал, но глаза его широко раскрылись, когда он вспомнил все, что было. — Мы подошли к склепу в темноте — ведь было безлуние. А сейчас… — Он сделал глубокий вдох, коротко выдохнул и показал рукой на восток, где узкий серебряный серп молодого месяца уходил за темный горизонт. — Адон,
— Да, — подтвердил Араван. — Пей теперь чай.
Потягивая бодрящий отвар, Бэйр осматривался вокруг:
— А как же я оказался снова в нашем лагере?
— Я принес тебя и должен признаться, что ты, Бэйр, совсем не легкая ноша.
Бэйр выпил отвар, отставил чашу и попытался встать, прося глазами Аравана о помощи.
— Дядя, мне надо облегчиться, — сказал он, и эльф помог ему встать на ноги.
Жестом Бэйр показал Аравану, что не нуждается в дальнейшей помощи, и поковылял к ближней пальме, где справил малую нужду и вернулся.
— А что все–таки это было?
— Ламиа.
— Ламиа? Что за Ламиа? Мне казалось, я видел, чувствовал это — ощущение хуже не придумаешь, — но что это все–таки такое?
— Похититель жизни. Упоминания о нем существуют в преданиях многих народов, в том числе и обитателей пустыни. Некоторые считают, что Ламиа — это змея с грудью и головой женщины, другие же уверяют в обратном, доказывая, что это женщина с головой и шеей змеи. Говорят даже, что Ламиа может принимать различные облики: летучей мыши, волка, сгустка тумана, тысячи бегущих крыс, соблазнительной женщины. Но всегда, какое бы обличье она ни приняла, цель ее — высосать жизненный огонь.
С помощью Аравана Бэйр снова лег на свою постель.
— Она высасывала мой огонь, дядя.
— Да, еще немного, и ты был бы мертв.
— Мне казалось, что это тянулось долго, как будто в течение многих лет, А боль была… была такая… О дядя, молю Адона, чтобы впредь уберег меня от подобного. А как я ослабел, как сильно я ослабел…
Араван согласно кивнул:
— Тебе надо отдыхать, хорошо есть и много пить, и тогда к тебе вернутся силы и энергия. Я. приготовил для тебя ячменный отвар. — Араван бросил в отвар горсть сухарей, чтобы они размокли и разбухли, и протянул чашу Бэйру.
Бэйр маленькими глотками тянул отвар и поел немного размягченных сухарей, насушенных специально для дальних путешествий из особо питательного, но довольно безвкусного хлеба. Пока ел, он не проронил ни слова, глубоко погрузившись в свои мысли. А когда доел все, что было в чаше, и отставил ее от себя, произнес:
— Я вел себя глупо — открыл дверь, не подумав, не подождав и не прислушавшись. Так мог поступить только дурак.
— Именно так: ты вел себя глупо. Но это глупость по молодости.
Несмотря на то что мнение Аравана, в общем–то, подтверждало его собственные слова, он не согласился и хотел было пуститься в спор, ко эльф жестом показал, что не расположен спорить:
— Бэйр, ты не должен считать себя дураком, хоть ты и вел себя глупо. Бывают
— Но, дядя, разве я смогу стать бывалым воином, если не буду встречать лицом к лицу чародейские злодейства?
—- Всему свое время, мой мальчик. Это как подъем на вершину. Опыт приходит постепенно.
— И ты так же учился этому?
На Аравана нахлынули воспоминания, воспоминания об одиннадцати днях безумства — безумства, которое продолжалось бесконечно долго, — воспоминания о кровавом утре, когда он был втянут в жесточайший конфликт, а был при этом не старше Бэйра.
— И ты так же учился этому? — повторил свой вопрос Бэйр.
— Да нет, не так. — А как?..
— Это было иначе, Бэйр.
— Ну а все–таки как?
— Все было иначе, я тогда впервые участвовал в сражении. В твоем случае у нас была возможность выбора.
Бэйр с досадой пробормотал что–то, покачал головой, но больше ничем своего неудовольствия не выразил, и они некоторое время сидели молча, наблюдая, как тонкий серп молодого месяца скрывается за горизонтом. Араван со вздохом встал и сказал:
— Вот почему, Бэйр, я не возьму тебя с собой на поиски Идрала; вместо этого я отведу тебя домой, в Арденскую долину.
— Но, дядя… — запротестовал Бэйр.
— Нет, Бэйр. И речи быть не может. Я уже принял решение.
Между ними воцарилось холодное молчание. Далекие звезды сияли на небосводе, пронзая своими лучами холодную темноту ночи, и, несмотря на изнеможение и усталость, сон не скоро сморил Бэйра.
Они пробыли в оазисе еще несколько дней. Силы возвращались к Бэйру, но он и его наставник почти не разговаривали друг с другом, и на охлаждение, наступившее в их отношениях, не могла повлиять даже полуденная жара. Но на закате третьего дня новолуния они собрались в путь. Араван, наполняя водой бурдюки из козьих шкур, сказал:
— Хорошо, что верблюды подкормились на этих богатых пастбищах, в предстоящие дни им придется трудно.
Бэйр что–то буркнул в ответ, не желая поддерживать разговор, и продолжил сворачивать лагерь, нагружая пожитки на вьючных верблюдов. Животные брюзжали и плевались на этих гнусных двуногих тварей, которые держали их в постоянном рабстве. Когда все было готово, Бэйр и Араван уселись на спины своих верблюдов, и по команде «Кам! Кам!» животные поднялись с колен на ноги. Путешественники двинулись на запад, к границе оазиса, добравшись до которой повернули на юго–восток. Когда они проезжали мимо поваленного обелиска, Бэйр сказал: