Растерзанное сердце
Шрифт:
— Из чего вы сделали такой неожиданный вывод? — В ее голосе звучало непритворное удивление.
— Может быть, из ваших слов?
Она, прищурившись, изучающе посмотрела на него:
— Вы прекрасно уживались с моим предшественником суперинтендантом Гристорпом, не так ли?
— Он был хороший полицейский.
— Что вы под этим подразумеваете?
— То, что сказал. Мистер Гристорп был опытный офицер полиции.
— И он отпускал вас в свободное плавание.
— Он знал, как сделать так, чтобы работа была выполнена.
— Ясно. — Суперинтендант Жервез наклонилась вперед,
— Простите?.. — переспросил Бэнкс. Ему показалось, что он ослышался.
— Я предполагала, что это может вас удивить. Позвольте мне кое-что вам сказать. Я — женщина в мужском мире. Думаете, я этого не понимаю? Думаете, я не знаю, сколько людей из-за этого мною возмущаются, сколько людей втайне ждут, чтобы я оступилась? Но у меня тоже есть амбиции. Не вижу причины, почему бы через несколько лет мне не стать главным констеблем. Не обязательно здесь, предположим, в каком-то другом месте. Возможно, мне дадут должность, потому что я женщина. Мне это безразлично. Я ничего не имею против позитивной дискриминации. Мы ждали этого столетиями. Давно пришло наше время. Мой предшественник не был амбициозен. Ему было все равно, ему недолго оставалось до пенсии. Но мне — нет, и я вижу перед собой дальнейшую карьеру, длинный карьерный путь, и притом великолепный.
— А какова моя роль в ваших… э-э… планах?
— Вы, как и я, знаете, что о работе полицейских судят по достигнутым результатам. Изучая ваш весьма извилистый профессиональный путь, я заметила, что вы действительно достигаете результатов. Возможно, не всегда традиционными способами, возможно, не всегда теми способами, которые предписывает закон, однако вы их достигаете. Может быть, для вас станет неожиданностью и то, что в вашем послужном списке сравнительно мало пометок о неблагонадежности. Иными словами, вам удается вывернуться. Как правило. — Она откинулась назад, улыбаясь. — Когда доктор спрашивает вас, сколько вы пьете, что вы ему отвечаете?
— Я вас не совсем понимаю…
— Бросьте. Я не о пьянстве. Что вы ему ответите?
— Ну, пару рюмок в день, что-то в этом роде.
— А знаете, как поступит ваш доктор?
— И как же?
— Он сразу же мысленно удвоит цифру. — Она опять наклонилась вперед. — Я хочу сказать, что все мы лжем в подобных вопросах, и вот это, — постучала она пальцами по лежащим перед ней папкам, — попросту говорит о том, что те случаи, когда вас ловили за руку на чем-то не стопроцентно праведном, — это всего лишь верхушка айсберга. И это хорошо.
— Вот как?
— Да. Мне нужен человек, который умеет выворачиваться. Я не желаю, чтобы вы получали пометки о неблагонадежности, потому что они бросят тень и на меня, но мне по-настоящему нужны результаты. И вы их добиваетесь. Меня это устраивает, и, когда я покину эту забытую Богом пустыню, полную пастухов-скотоложцев и пьяниц, буянящих в пабах субботними ночами, я хочу, чтобы мой послужной список был безупречен. И это может случиться скорее, чем нам кажется, если
— Да, мэм, — ответил Бэнкс.
Недавно в министерстве сочли, что многие из полицейских управлений небольших графств, таких как Северный Йоркшир, не готовы к охране правопорядка в современном мире. Поэтому поползли слухи о том, что их объединят с более крупными управлениями соседних регионов, а значит, полицию Северного Йоркшира может поглотить полиция Западного Йоркшира. О том, что случится с нынешними сотрудниками, если такая встряска действительно намечается, не было сказано ни слова.
— И вы можете мне обеспечить этот безупречный послужной список, — продолжала суперинтендант Жервез, — а в благодарность я прикрою вас. Пейте при исполнении, расследуйте версии самостоятельно, исчезайте на целые дни, не доложившись начальству. Я закрою на это глаза. Но, занимаясь всем этим, имейте в виду: будет лучше, если, черт побери, всем этим вы будете заниматься ради того, чтобы раскрыть дело, и лучше, черт побери, раскройте его побыстрее, а я, черт побери, присвою все лавры себе. Не сбавляйте ход. Я по-прежнему понятно выражаюсь?
— Да, мэм, — ответил потрясенный Бэнкс, испытывая и восхищение, и трепет при виде зрелища неприкрытого честолюбия, которое перед ним развернулось и которое, как выяснилось, работает ему на благо.
— И если вы переступите черту, убедитесь, черт вас возьми совсем, что вы не попадетесь, иначе вы будете сами защищать свою задницу, — предупредила она. Потом расправила воротничок своей белой шелковой блузки и изящно откинулась на спинку кресла. — А теперь, — проговорила она, — вы ведь должны успеть на поезд, не так ли?
Бэнкс встал и пошел к двери.
— Старший инспектор Бэнкс…
— Да?
— Я вот все думаю о «Лючии де Ламмермур», которую поставили в «Северной опере». Вам не кажется, что она получилась немного тускловатой? И тембр голоса их Лючии, на мой взгляд, излишне пронзителен.
В это же утро Чедвик встретился с Брэдли, Эндерби и главным суперинтендантом Маккалленом, после чего пригласил Джеффа Брума на обеденный сэндвич и пинту в пабе напротив Парк-Лейн-колледжа. Большинство студентов оттягивалось в зальчике поменьше и попрезентабельней, а общий зал бара был вотчиной Чедвика и нескольких пожилых пенсионеров, тихо игравших в домино и смаковавших свои полпинты мягкого. Перед детективами стояли две пинты горького «Вебстер пенни» и по тарелке сэндвичей с жареной говядиной, и Чедвик сообщал Бруму последние новости касательно убийства Линды Лофтхаус.
— Не знаю, зачем ты мне все это рассказываешь, Стэн, — заметил Брум, доедая сэндвич и доставая пачку с десятью «Кенситас»; он покатал сигарету по столу, разминая, и закурил. — Мне как-то не кажется, что это преступление связано с наркотиками.
Чедвик смотрел, как Брум вдыхает и выдыхает дым, и почувствовал знакомый позыв, который, как ему казалось, он поборол еще четыре года назад, когда доктор обнаружил тень в его легком, оказалось, что это туберкулез, и он полгода провалялся в санатории.