Расул Гамзатов
Шрифт:
Были и не состоявшиеся поэты, которых оставалось лишь пожалеть. О некоторых, подававших когда-то большие надежды, Гамзатов говорил с болью. Рассказывал, как они отправлялись в Москву и... пропадали без вести. Как в надежде на широкий литературный простор утрачивали то, что у них было — образное мышление своего народа. Как вместо стихов давали переводить на родной язык неумелые подстрочники. Как, оторвавшись от знакомой родной почвы, оказывались в положении солдат, попавших в окружение, из которого мало кому удавалось выйти.
«Поэзия без родной земли, без родной почвы — это птица без гнезда, — писал Гамзатов. — Я помню многих поэтов, стихи которых позабылись, погибли, как воробьи,
Гамзатов знал, что настоящая поэзия с годами становится только ценнее, что инфляция съедает лишь графоманов, но легче от этого руководителю Союза писателей не становилось. Особенно когда после первых же четверостиший пропадало желание читать дальше и возникало возмущённое недоумение оттого, что у тебя крадут время.
Но крали не только время, «заимствовали» фразы, строки, речевые обороты, мысли... Да мало ли чем можно было поживиться на обильных угодьях литературы?
Поэту, склонному к заимствованию
А однажды предложил и способ лечения для поэтических клептоманов:
67
Перевод Н. Гребнева.
Высказывался Гамзатов и о прискорбной манере тиражировать удачное стихотворение в разных формах. Он сам когда-то попытался «клонировать» удачное стихотворение о русской учительнице в горах Дагестана, сделав героями новых стихов русских людей других профессий, тоже работавших в горах. Но из этого ничего не вышло, тема была исчерпана в первом стихотворении.
68
Перевод Е. Николаевской, И. Снеговой.
Подобные «болезни роста» были характерны не только для Дагестана. Похожую картину можно было наблюдать и в других республиках Кавказа. Повторялись заблуждения, о которых писал ещё Белинский: «Патриотизм состоит не в пышных возгласах и общих местах, но в горячем чувстве любви к родине, которое умеет высказываться без восклицаний и обнаруживается не в одном восторге от хорошего, но в болезненной враждебности к дурному, неизбежно бывающему во всякой земле, следовательно, во всяком отечестве».
В своём отзыве о творчестве Расула Гамзатова председатель Союза писателей Кабардино-Балкарской Республики Алим Кешоков говорил о разнице между настоящей поэзией и поэзией декоративной: «Расул Гамзатов вносит в аварскую поэзию новое содержание. Не воспевание лишь храбрости мужчин и безудержное нагромождение
Гамзатов чтил традиции в литературе, но предостерегал от их примитивного понимания. Называя традиции духовным завещанием народа, он говорил в интервью с Владимиром Коркиным: «Но завещание поэзии не счёт в банке, с которого можно припеваючи жить на проценты. Это строгая точка отсчёта. Она-то как раз и не позволяет быть рантье в поэзии. Не сочтите за нескромность, но, о чём бы я ни писал, я всегда думаю: а как бы об этом написали Шекспир, Пушкин, Тагор?»
ДЕКАДА И ХРУЩЁВ
В апреле 1960 года в Москве проходила Декада литературы и искусства Дагестана. В Кремлёвском дворце и на других сценах столицы были представлены творческие достижения Страны гор. Дагестан предстал во всём великолепии своих талантов. Композиторы, певцы, художники, танцоры, канатоходцы открыли зрителям неожиданный, неизвестный Дагестан. В Малом театре шли спектакли национальных театров. Аварский театр показывал спектакль «Горянка» по пьесе Расула Гамзатова.
Встреча с дагестанскими писателями проходила в Союзе писателей РСФСР. Известные советские поэты, переводчики, критики с неподдельным интересом слушали выступления своих собратьев по перу из Дагестана, обсуждали состояние национальных культур, спорили о тонкостях перевода, размышляли о преемственности и судьбах литературы. Знакомства перерастали в творческую дружбу, авторы находили своих издателей. Гамзатов пытался управлять процессом, но творчество регламенту не поддавалось. Одного дня не хватило, продолжили на следующий.
Встречи с читателями перерастали в творческие вечера. Расул Гамзатов был ошеломлён тем, как много людей знало и любило его поэзию. Его просили читать на аварском, переводчики читали на русском. Вечера затягивались до ночи. Гамзатов не мог отказать, когда читатели протягивали ему его книгу для автографа. Он оказался самым неорганизованным участником и самым популярным.
Евгений Евтушенко писал о Расуле Гамзатове той поры:
«Мне лично ближе всего поэты многогранные, от трудных аналитических раздумий легко переходящие к весёлой звонкой шутке, от сложных психологических сюжетов — к живописности, воздушной и объёмной. Именно таков один из моих любимых советских поэтов аварец Расул Гамзатов.
И в жизни он такой же, как и в стихах, вечно с новой шуткой на устах. Но шутить-то шутить, а из-под уже поседевших бровей смотрят глаза умные, проницательные.
Не случайно, если на наших поэтических собраниях бывают такие минуты, что ряды редеют от скуки, и стоит только объявить: выступает Гамзатов — из всех уголков начинает стекаться народ. Гамзатов — значит, это будет интересно!
У его стихов много друзей, ибо его сердце открыто всему огромному сложному миру, ибо его глаза понимающе и глубоко смотрят на этот огромный и сложный мир. Всё вместил он в своём сердце — и красавиц Грузии, и лицо друга за вагонным стеклом на перроне в Ереване, и мокрый блеск парижских мостовых. И от этого всего он не перестаёт быть всё тем же взлохмаченным аварским мальчишкой».