Расул Гамзатов
Шрифт:
Литература отдана во власть людей неталантливых, мелких, злопамятных. Единицы тех, кто сохранил в душе священный огонь, находятся в положении париев и — по возрасту своему — скоро умрут. И нет никакого уже стимула в душе, чтобы творить...
Жизнь моя, как писателя, теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни».
Письмо было опубликовано только на исходе века. Гамзатов о нём не знал, но потеря старшего друга, который поддерживал его и словом, и делом, больно отозвалась в сердце поэта.
Хрущёвская «оттепель» понемногу раскрепощала культуру. Писатели становились всё смелее и откровеннее, доставали
Политические изменения давали надежду на сворачивание разорительной холодной войны, теперь признавалось право государств Восточной Европы на свой особый коммунистический путь. Но всё это имело и другие международные последствия — коммунисты Китая и Албании отвернулись от СССР, объявив происходящее оппортунизмом.
Творческую интеллигенцию эти политические метаморфозы не особенно впечатляли. Гораздо больше их волновали происходившие в послевоенной Европе культурные процессы. Литература, театр и особенно кино обратились к простому человеку, к его чувствам, эмоциям, радостям и печалям. Стремление к счастью, любовь, семья, человеческое достоинство отодвинули государственные интересы далеко за рамки экрана. Это явление называлось «неореализмом», и оно преображало искусство куда более действенно, чем «партийное руководство». Там его попросту не существовало, а искусство чудесным образом развивалось во всех формах и жанрах — от трагикомедии до фантастики. Не говоря уже о Сальвадоре Дали, который возвёл эпатаж в искусство и развесил на своих безумных усах медальоны с портретами коммунистических вождей Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и даже Маленкова — как переправу от Сталина к Хрущёву. И так же шокирующе об этом написал:
«Маленков физиономией, телосложением и характером похож на резинку для стирания с фирменной маркой, на которой изображён Слон. Сейчас стирают коммунизм... А Сталин, — тот, кого уже напрочь стёрли, — кто же он? И где теперь его мумия?»
Кому-то казалось, что и в СССР наступит творческий ренессанс, стоит лишь избавить реализм от приставки «социалистический».
Эпоха Сталина подходила к концу. Ещё через пять лет тело генералиссимуса вынесли из Мавзолея Ленина и там же, на Красной площади, перезахоронили.
Гамзатову не давала покоя ошибка, совершенная им пять лет назад. У него было время осмыслить деяния имама, и он горел желанием всё исправить, покаяться, поставить всё на свои места. Казалось, наступило время написать правду о Шамиле. И он её написал, взяв названием и сделав эпиграфом строку Роберта Бёрнса «В горах моё сердце. А сам я — внизу»:
Снова рана давнишняя, не заживая, Раздирает мне сердце и жалит огнём. Был он дедовской сказкой. Я сызмальства знаю Всё, что сложено в наших аулах о нём. Помню, седобородый, взирая с портрета, Братьев двух моих старших он в бой проводил. А сестра свои бусы сняла и браслеты, Чтобы танк его имени выстроен был... [54]54
Перевод Я. Хелемского.
Поэму хвалили, но печатать не торопились, советовали подождать. Гамзатов вложил в эту палинодию — стихотворение против прежнего стихотворения — всю свою боль, своё безоглядное раскаяние,
Гамзатов не мог больше ждать. Он хотел опубликовать поэму, чего бы это ему ни стоило. Предлагал её в журналы, издательства, газеты.
55
Перевод Н. Гребнева.
ТРАВЛЯ
Вместо публикации поэмы Гамзатов услышал критику в свой адрес. Это случилось вскоре после XX съезда КПСС и речи Хрущёва о необходимости преодоления ошибок прошлого. Расул Гамзатов был не главным объектом критики, но она звучала с «самого верха», в «Записке отдела науки и культуры ЦК КПСС...». Целями гневных обличений были роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», стихи Бориса Пастернака и его роман «Доктор Живаго», произведения Даниила Гранина, Константина Симонова, Евгения Евтушенко.
О Пастернаке говорилось: «В этой обстановке активизировались такие литераторы, которые и раньше с недоверием относились ко всему, что делается в нашем обществе. Б. Пастернак сдал в журнал “Новый мир” и в Гослитиздат свой роман “Доктор Живаго”, переправив его одновременно в итальянское издательство. Это произведение проникнуто ненавистью к советскому строю. Хотя роман Пастернака не был принят к печати, он имеет хождение в рукописи среди литераторов, а сам Пастернак пользуется в известных кругах и, в частности, среди студенческой молодёжи славой непризнанного гения. Недавно на филологическом факультете МГУ была выпущена стенгазета, которая заполнена безудержным восхвалением трёх “величайших” поэтов нашей эпохи — Пастернака, Цветаевой и Ахматовой. Характерно, что никто из преподавателей-коммунистов не нашёл в себе смелости открыто выступить против этих уродливых пристрастий студентов-филологов, раскритиковать и высмеять их дурные вкусы».
Среди «неправильных» авторов «безыдейных произведений», направленных «против партийного руководства искусством», оказался и Расул Гамзатов со стихами, опубликованными в журналах «Нева» и «Новый мир». В записке отдела науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР «О серьёзных идеологических недостатках в современной советской литературе» он упоминается дважды.
Особое возмущение авторов записки вызвало то, что «под видом свободы творчества, развития творческих индивидуальностей, создания благоприятных условий для развития стилей, жанров, многообразия изобразительных средств в литературу усиленно протаскивается формализм и натурализм (стихи П. Антокольского, И. Сельвинского, Б. Пастернака, Л. Мартынова и др.)... Дело доходит до отрицания вообще метода социалистического реализма. Секретарь парткома московских писателей В. Сытин говорит: “Никто не знает, что такое социалистический реализм, и никто не дал ещё определения этому методу”».