Расул Гамзатов
Шрифт:
Рассказал хорошо. К обеду мы с Гией были в Снегирях...
Сели за стол. Расул предложил выпить за окончание работы. А потом уже устроить читку. Принципиальный Гия накрыл рюмку ладонью:
— Как тебе не стыдно! Ты даже не упомянул Володю.
И вынул из кармана мятую газету.
И тут Расул выдал надолго запомнившуюся мне остроту. Лукаво так и с удивлением:
— Слушай. В ресторане — кого знают? Апициантку, да? А шеф-повара кто знает?
Мы расхохотались. И я начал читать сценарий.
Лучше всех слушал Расул...
Далее — как кадры кинохроники. Я, Гия, Юсов вылетаем в Крым. Студия. Натура. Потом — Гия, Юсов, группа — в аулы Дагестана. Натура. Кинопробы
— Почему ты хочешь чужую звезду? У нас — своя. Это только на первый взгляд Смоктуновский абсолютно не подходит. Он — гений. Он гений перевоплощения!
Гия снисходительно улыбается.
Смоктуновскому он ответил так:
— Кеша, а ты не хочешь сыграть Анну Каренину?
В остальном всё идёт “штатно”, как говорят космонавты.
И вдруг рвётся плёнка, остановлен мотор...
Что случилось? Грубая, непоправимая ошибка Данелия.
Он, неисправимый грузин, решает отметить запуск в производство “Хаджи-Мурата”. В квартире его на Чистопрудном — высокий гость, заместитель председателя Государственного комитета по кинематографии Владимир Евтихианович Баскаков с молодой женой-венгеркой. Расул с Патимат, Юсовы, Павел Лебешев, некий Абдильбиев — знакомый Гии, я.
Чача из Тбилиси делает своё чёрное дело. Расул выбит из седла первым. Он, набычившись, долго смотрит, тяжело смотрит на Баскакова, пустившегося в исторический экскурс о горской войне. Тот неосторожно задевает святое святых Расула — имама Чечни и Дагестана. Это незаживающая рана...
И вот за праздничным настроением стола — резкий слом. Расул:
— Ты — жалкий чиновник. Ты умрёшь, что после тебя останется? Шамиль — великий человек. Ты не можешь говорить как равный с имамом, даже с мёртвым!
Я толкаю Расула ногой под столом. Но тот уже не может остановиться...»
Баскаков резко ответил. Гамзатов пришёл в ярость. В разгорающийся конфликт вступили новые силы. Патимат Гамзатова старалась всё сгладить.
«Но, увы, поздно, — продолжает Владимир Огнёв. — Баскаков встаёт и выходит из-за стола. Встаёт и венгерка-жена. Хозяин пробует препятствовать уходу, но тщетно...
Дальше события развивались по логике советского абсурда. Слухи, что фильм остановлен по идейным соображениям, быстро распространялись. Говорили, что Суслов был недоволен Ермашом — ответственным в ЦК за кино. Потом на мои запросы Комитет ответил, что причина отказа в запуске фильма — техническая. Мол, все павильоны “Мосфильма” заняты фильмами, имеющими первостепенное значение — к пятидесятилетию советской власти... Но я мечтал о “Хаджи-Мурате”».
Огнёв рассказывает и о других попытках снять фильм, с разными режиссёрами, в разных странах, но все они кончились ничем.
Настоящая причина отказа Госкино оставалась тайной. Однажды Владимир Огнёв позвонил автору этой книги и рассказал о том, как всё было на самом деле. Но откровение это было столь «горячего» свойства, что приводить его здесь вряд ли уместно.
Такая же сложная история происходит и с черепом Хаджи-Мурата, который уже более 150 лет хранится в запасниках Кунсткамеры. Его множество раз пробовали вызволить оттуда и предать земле, но экспонат № 119 всё ещё остаётся в Антропологическом музее.
Отрубленную вижу голову И боевые слышу гулы, А кровь течёт по камню голому Через немирные аулы... Спросил105
Перевод Я. Козловского.
«МНЕ ГНЕВ ЕГО НУЖЕН, МНЕ СМЕХ ЕГО НУЖЕН...»
В 1966 году вышел сборник стихов Расула Гамзатова «Мулатка» в переводе Наума Гребнева и Якова Козловского. Как и все предыдущие, издание быстро разошлось. Поклонники творчества Гамзатова знали, как он умеет удивлять, что он всегда непредсказуем и неподражаем. В книге и на этот раз было много новых произведений, которые читались и перечитывались, и в каждом из них открывались иные смыслы, незатронутые ранее грани таланта и поэтические высоты.
Покарай меня, край мой нагорный, За измену твоей высоте. Верил я в чей-то вымысел вздорный И разменивал жизнь в суете... [106]«Расул Гамзатов удостоен редкой радости раннего и безусловного признания, — писал Яков Козловский. — Прошло почти два десятилетия, как вышла его первая книга на русском языке, а похвалы критики с нарастающей силой сопровождают появление каждого нового сборника. Трудно, пожалуй, назвать другого советского поэта, чья судьба сложилась бы так счастливо. Временами рождалось даже опасение, что талант Гамзатова подорвётся на мине критического радушия, что поэт привыкнет к славе, как привыкали к ней многие стихотворцы, не в пример Гамзатову, весьма скромного дарования.
106
Перевод Я. Козловского.
Но нет, оказалось, что молодой горец, знакомый с крутизной заоблачных высот, довольно устойчив к головокружению. А рано поседевшая его голова полна мыслей мудрых, зрелых и несуетных».
Зря познал я усердье И касался пера. Зря будил милосердье Я во имя добра. Зря кружил по планете, Что тревоги полна. Все дороги на свете — Как дорога одна... [107]107
Перевод Я. Козловского.