Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой
Шрифт:
Эта нота – ложь, но она сформулирована самым хитрым образом. Вышинский не утверждает, что Валленберга никогда не бывало в Советском Союзе, лишь что теперь его в СССР нет. Далее, он говорит, что Валленберг не был обнаружен “в лагерях для военнопленных и интернированных” – и это правда, ведь он сидел в тюрьме. Утверждение, что Валленберг “неизвестен” советскому руководству, однако, было наглой ложью, а “предположение”, что он погиб в Будапеште, – верхом цинизма.
Камера № 7
На момент ноты Вышинского дело Валленберга уже было “ликвидировано”. Еще 1 марта 1947 года Валленберга перевели обратно на Лубянку. Судя по регистрационному журналу, его
Трудно поверить, чтобы перевод на Лубянку не был связан с активизацией дела Валленберга. Ведь именно в начале февраля советский МИД узнал, что Валленберг находится в распоряжении МГБ, и понял, что необходимо добиться разрешения дела. Как известно, Вышинский стал искать “удовлетворительных объяснений” и весной того же года принялся оттачивать их. Возможно, в тот момент рассматривались альтернативные решения, одним из которых могло быть освобождение Валленберга. Это объяснило бы, зачем его перевели в тюрьму с более мягким режимом и дали офицерский паек. Согласно одному источнику, Валленберга вскоре после прибытия на Лубянку перевели в особое помещение – в здание комендатуры МГБ, где распорядились выдать ему одежду получше и следить за состоянием его здоровья.
Информацию, что после перевода на Лубянку условия содержания Валленберга улучшились, подтверждает переводчик, участвовавший в допросе Валленберга, имевшем место 11 марта. Вел допрос все тот же Кузьмишин, однажды уже допрашивавший Рауля. Переводчик лейтенант Кондрашов был поражен тем, что одетый в темный костюм Валленберг “вел себя очень уверенно, очень спокойно”, даже “самоуверенно” и отвечал “спокойно, уверенно и… подробно” на все вопросы. Он выглядел “вполне здоровым”, “ни тени удрученности, ни болезни не ощущалось”. По свидетельству Кондрашова, это был контрольный допрос, уточнение обстоятельств, о которых раньше его, видимо, уже допрашивали: “Речь шла о документах, которые были у него обнаружены при аресте. Самих документов, которые в большом количестве лежали на столе, я не читал, но, насколько я помню, речь шла о каких-то списках, о списках каких-то людей”. Говорили также о контактах Валленберга с германскими властями и представителями других государств. Однако у Кондрашова не сложилось впечатления, что его обвиняли “в каких-то тяжелых преступлениях”.
Возможно, Валленберг потому производил впечатление человека, столь уверенного в себе, что видел в перемене обстоятельств признак того, что “недоразумение” с его арестом вскоре разъяснится. Возможно, его даже уверили, что именно так дело и обстоит и что скоро его выпустят. Мы не знаем. Единственное, что мы знаем, – что четыре месяца спустя последовал рапорт о его смерти.
Рапорт Смольцова, удостоверяющий, что Рауль Валленберг скончался от инфаркта миокарда 17 июля 1947 года.
Ликвидация
17 июля 1947 года начальник санчасти Лубянской тюрьмы Александр Смольцов направил рапорт министру Государственной безопасности Виктору Абакумову:
Докладываю, что известный Вам заключенный Валенберг [sic] сегодня ночью в камере внезапно скончался предположительно вследствие наступившего инфаркта миокарда. В связи с имеющимся от Вас распоряжением о личном наблюдении за Валенбергом прошу указания, кому поручить вскрытие трупа на предмет установления причины смерти.
На
Таким образом, получается, что Рауль Валленберг умер от инфаркта в ночь на 17 июля 1947 года, за месяц до того, как Вышинский в личной ноте Сульману высказал свое предположение, что Валленберг “во время боев в городе Будапеште погиб либо оказался захваченным салашистами”.
Рапорт Смольцова был предан гласности в 1957 году в связи с тем, что советское руководство впервые признало, что Валленберг находился в заключении в СССР. Подлинность рапорта была тут же поставлена под вопрос, тем более что Смольцова уже не было в живых, и спросить его было невозможно. К тому же почему рапорт всплыл лишь в этот момент? Не было ли других документов по делу Валленберга? Вопросов много. Однако криминалистическая экспертиза почерка, качества бумаги и других особенностей, произведенная как русскими, так и шведскими экспертами в начале 1990-х годов, свидетельствует о том, что документ, судя по всему, подлинный.
Хотя стопроцентной уверенности относительно подлинности рапорта нет, гипотеза, что Валленберг действительно умер в 1947 году, очень похожа на правду. По словам секретаря и доверенного лица Александры Коллонтай, шведки Эмми Лоренсон, Коллонтай в 1948 году было предложено прекратить поиски по делу Валленберга, поскольку он умер в тюрьме от болезни в 1947 году. Если память не изменила Эмми Лоренсон, сведения о том, что Коллонтай сообщили о кончине Валленберга в 1948 году, – сильный аргумент в пользу предположения, что к тому моменту его уже не было в живых. Лейтенанту Кондрашову, переводившему при последнем допросе Валленберга, сказали то же самое. Когда через пару лет он случайно встретил Кузьмишина, который вел этот допрос, и спросил его, что сталось с Валленбергом, тот ответил, что его расстреляли. Среди лиц, связанных с советскими органами безопасности, распространено мнение, что жизнь Валленберга действительно оборвалась в 1947 году.
Однако представляется маловероятным, чтобы человек, которому не исполнилось и тридцати пяти, которого его товарищи по заключению и даже лейтенант Кондрашов еще в марте 1947 года считали абсолютно здоровым, вдруг умер от инфаркта. Согласно журналам медицинской помощи на Лубянке и в Лефортово, Валленберг обращался к врачу лишь два-три раза, и речь шла о банальных проблемах типа зубной боли и простуды. О том, что это была не естественная смерть, свидетельствует приказ Абакумова кремировать труп без вскрытия.
По словам Кузьмишина, Валленберга расстреляли, на что намекали и многие лица, в прошлом имевшие отношение к органам безопасности. Это подразумевает, что Смольцов был посвящен в план убийства – непосвященный вряд ли бы написал свидетельство о смерти от инфаркта при явном наличии пулевого отверстия. Более правдоподобное объяснение видвинул бывший генерал КГБ Павел Судоплатов: Валленбергу сделали смертельную инъекцию в так называемой лаборатории Х, находившейся в соседнем здании. Лабораторию возглавлял профессор, специалист по токсикологии Григорий Майрановский, занимавшийся исследованием воздействия ядов и отравляющих газов на злокачественные опухоли. В 1939 году исследовательская группа Майрановского перешла в подчинение Министерства внутренних дел и выполняла контролируемые казни в экспериментальных целях. Использовался, по-видимому, яд кураре. Инъекция как раз и могла вызвать инфаркт миокарда, который предварительно констатировал Смольцов, вероятно, не осознававший его причины – в отличие от Абакумова, который именно поэтому запретил вскрытие. “Инфаркт миокарда”, кстати, часто назывался в качестве причины смерти, когда на самом деле имели место расстрел или в результате побоев.