Равная солнцу
Шрифт:
Все ее лицо вспыхнуло надеждой.
— Как благодарна я была бы, сумей я быть хозяйкой себе! Никогда бы не дотронулась больше ни до одного из этих…
Я едва сумел подавить кривую усмешку.
— Почему не попросить шаха о помощи с мельницей, когда тебя вызовут, чтоб дать новое назначение?
— Мохаммад отдал Халил-хану все имущество Пери в награду за ее убийство. Сомневаюсь, что он захочет исполнить одно из ее последних желаний.
Фереште долго размышляла. Я смотрел на ее лицо и поражался тому, какие сильные чувства кипят
— Я знаю человека, у которого могут быть нужные тебе сведения.
— Кто это?
— Не могу сказать, — ответила она.
— Если мы работам вместе, я должен знать, кто это.
— Не имеет значения. Предоставь это мне.
Спустя неделю Фереште прислала посыльного с просьбой тотчас же посетить ее. Под предлогом, что у меня срочные покупки на базаре, я посреди дня отпросился у Рашид-хана. Он отпустил меня, но по его лицу я видел, что не потому, что он поверил мне, а из желания помочь. Эбтин-ага фыркнул мне вслед.
Когда меня впустили в комнату для гостей, Фереште встретила меня полностью покрытой; я не видел даже ее лица, скрытого белым шелковым пичехом.
— Можешь идти, — сказала она своей служанке, которая прикрыла дверь тихо, как тень.
— Фереште, ты ли это? — шутливо спросил я. — Никогда не видел тебя покрытой.
Она не ответила. Сердце мое похолодело, когда она медленно убрала пичех с лица. Ее правая глазница была цвета загнившего граната, а все под нею — черно-желтым. Нижняя губа распухла вдвое против обычного и треснула черной трещиной. Глаза блестели так, что это могли быть только слезы.
— Во имя Бога! — взревел я. — Кто это сделал? Я убью его!
Ее руки тряслись — наверняка от боли.
— Помнишь, как я впервые встретилась с Султанам?
Я не сразу вспомнил, что тогда посетитель избил ее так, что она пошла к высокородной матери и потребовала помощи.
— Ты снова позвала того ужасного человека?
— Да.
Она медленно сдвинула и край верхней одежды, открыв белую кожу плеча и верх груди, покрытые лиловыми пятнами.
— Фереште, кто совершил этот ужас? Скажи мне, и я потребую наказать это чудовище.
Она передернулась, когда рукав задел свежий рубец на предплечье.
— Сегодня мне уже намного легче, чем несколько дней назад. Боль — это не самое худшее. Хуже то, что он требует позволять ему делать, пока совокупляется со мной. Самое мерзкое я опущу. Я очень дорого заплатила за сведения, которых ты ждешь.
Желчь обожгла мой желудок.
— Я никогда не просил тебя жертвовать собой, даже ради спасения моей жизни.
— Знаю, — произнесла она. — Потому и не сказала тебе ничего. Решила, что надежда завоевать свободу стоит недели боли. Похоже, я выиграла.
Ликующая улыбка озарила ее лицо и сделала ее снова почти такой же прелестной, несмотря на все ужасные раны.
— Фереште, лучше бы я пожертвовал собой ради тебя.
— Забудь
Во мне вспыхнула надежда.
— А есть доказательства, которые помогут мне добиться отставки мирзы Салмана?
— Никто никогда в этом не признается. Лучшее, что ты можешь сделать для получения мельницы, — это сказать мирзе Салману, будто доказательства у тебя есть, но не говорить от кого. Я знаю такие подробности о заговоре, что он поверит: твой источник надежен.
— А почему ты его считаешь надежным?
— Тот знатный человек, которого я принимала, был соучастником заговора. Но он был зол на мирзу Салмана, потому что тот оставил замысел короновать Хамза-мирзу, когда шах и его жена предложили ему остаться великим визирем. Я не открою тебе имя этого вельможи, потому что боюсь, что он убьет меня, если все выплывет наружу.
Ее сотряс озноб. Она уняла дрожь и начала пересказывать подробности, которые я тщательно запоминал. Когда боль бывала слишком сильной, она съедала горсточку мака, чтобы расслабиться, и втирала какую-то мазь в свое бедное израненное тело.
— Спасибо, Фереште. Твоя жертва была большей, чем я заслуживаю. Я сделаю все, что в моих силах, чтоб дожить до обещанного.
— Шелковая нить соединила нас, когда мы были чуть старше детей, — нежно сказала она.
Я показал на стеклянную вазу, «собирательницу слез», красовавшуюся на одной из полок:
— Не хочу, чтоб ты снова собирала для меня слезы.
Она улыбнулась:
— А ты знаешь, откуда это название?
— Нет.
— Жил-был царь, который ревновал свою супругу и не был уверен в ее любви. Как-то утром он отправился на охоту и приказал своим людям сообщить царице, что его разорвали дикие звери. Царица заболела от горя. Она приказала искусникам сделать стеклянную вазочку, чтоб собирать свои слезы. Через несколько дней соглядатаи царя донесли, что ее комната уставлена десятками синих и голубых «собирательниц слез», светившихся ее печалью. Раздосадованный горем, которое причинил ей, царь вернулся и пообещал доверять ей до конца их дней.
Я помедлил.
— Хорошо бы всем ужасным историям такой счастливый конец.
— И я так думаю.
Вернувшись во дворец, я послал мирзе Салману письмо, что располагаю срочными известиями, способными пошатнуть самые основы государства, и таким образом вынуждая его встретиться со мной. Он только что занял одно из лучших помещений возле Зала сорока колонн, с высокими потолками и окнами редкого разноцветного стекла. Я сидел в его приемной, полный ледяного спокойствия, и думал, как радостно будет Баламани узнать о том, насколько решительным я оказался.