Равная солнцу
Шрифт:
— Значит, нам придется разбираться еще одним бунтом.
— Боюсь, что так.
Взгляд Пери встретился с моим, и я мгновенно понял, чего она боится.
— У кого есть известия от других царевичей за последние дни?
— У меня нет, — сказала Дака.
— Джавахир, немедленно отправляйся проведать Ибрагима и Гаухар.
Я поспешно выбрался из дворца и зашагал вниз по Выгулу шахских скакунов к дому Ибрагима и Гаухар. Оставалось надеяться, что найду их целыми и невредимыми. Наверное, мне окажут честь краешком глаза увидеть их знаменитую библиотеку, включавшую
Мне не позволили даже войти во двор. Вооруженные люди остановили меня и сказали, что Ибрагим под домашним арестом. Задыхаясь, я вернулся в дом Пери, где меня встретили громкие рыдания. Мать Пери прильнула к ней, заливаясь слезами. Пери обнимала ее, стараясь успокоить.
— Что случилось? — спросил я Масуда Али, чьи зеленые глаза совсем потемнели от страха.
— Сулейман, брат Пери, мертв, — прошептал он.
Я в ужасе отшатнулся.
— Сводные братья, Имамкули-мирза и Ахмад-мирза, тоже найдены мертвыми в своих покоях.
Им было всего тринадцать или четырнадцать. Я сполз на подушку, и вдруг у меня в мозгу прояснилось, будто крохотные разноцветные черепки сложились в мозаичную картину. Пока кызылбаши занимались войной с суфиями, царевичей некому было защитить и Исмаил без труда мог приказать остальным вельможам казнить, кого ему хотелось. Я был благодарен Богу, что Махмуд жил в далекой провинции, в самом сердце Кавказа, но эти новости переполнили меня ужасом, и я решил немедленно его предупредить.
— Отчего Бог посылает мне столько горя? — в слезах причитала Дака. — Сначала муж, затем мой единственный сын. Я не выдержу следующего. Какая женщина утратила больше?
— Или какая из дочерей? — ответила Пери. — Сколько смертей еще надо увидеть?
— Дитя мое, ты еще так молода и уже столько перенесла! — Дака провела пальцами по сухим векам Пери, нащупывая влагу. — Почему ты не скорбишь?..
— Ливень из черных туч льет в моем сердце, — прошептала Пери. — Погода во мне такая, какой никто еще не видел. Но я не позволю себе сломиться, когда могу помочь царевичам, которые пока живы.
— Мое бедное дитя! — Ее мать согнулась в рыданиях.
— Матушка, я должна выстоять.
Глаза Пери нашли меня, без слов умоляя о целебном бальзаме хороших вестей.
— Что ты узнал?
У меня свело внутренности от желания утешить ее.
— Шахская стража стоит перед домом Ибрагима, но я думаю, что он еще жив.
— Так, Джавахир, мы должны найти кого-то, кто поможет нам защитить его.
— Да, и остальных детей шаха, — быстро добавил я, — например Махмуда.
Я поперхнулся, выговаривая его имя.
Пери велела принести свои покрывала, и я поспешил за нею к высоким деревянным дверям, пока спутницы вели матушку в ее покои.
— Я виновата в том, что думала недостаточно быстро, — говорила мне Пери. — Я же вчера видела, как собирается отряд на Выгуле. Когда ты сказал мне о суфиях, я должна была немедля высчитать. Кто из приближенных шаха может знать все о его намерениях?
— Наверное, никто. Подозреваю, что свои
— Нам надо встретиться с Султанам. Надеюсь, материнское сердце угадывает больше.
Когда мы шли садами, полил тяжелый ледяной дождь, стегавший, словно плеть. Лицо Пери казалось покрытым слезами. Она вытерла покрасневшие глаза, и лишь тогда я понял, что она никак не может запрудить реки своей скорби.
Когда мы вошли в покои Султанам, Пери велела евнуху провести нас к госпоже. Он ответил, что спросит, принимает ли она.
— Это срочно, — сказала Пери. — Мы не уйдем, пока не увидим ее.
— Как пожелаете.
Вскоре нас пригласили. Сошвырнув с ног мокрую обувь перед дверями Султанам, Пери вошла. Я аккуратно составил ее черные, тисненные золотом туфли и оставил рядом свои.
Султанам сидела на подушке, облаченная в черные траурные одежды. Глаза ее покраснели, великолепные седые кудри беспорядочно разбросаны по плечам. Пери поздоровалась с Султанам со всем уважением, полагающимся «первой жене моего почитаемого отца». После ответного приветствия Султанам Пери опустилась на подушку рядом с нею и начала говорить очень тихо и серьезно.
— Знай, что я смирю себя как угодно, лишь бы заручиться твоей помощью, — сказала она. — Пятеро царевичей мертвы, среди них мой брат, второй под домашним арестом, судьба остальных неизвестна. Твой сын решил уничтожить всю династию?
Глаза Султанам наполнили слезы, а рот искривился — она признавала поражение.
— Хотела бы я знать, что у него на душе, — ответила она. — Этим утром, когда услышала про царевичей, я пошла к нему. Я бросилась перед ним на колени, рвала волосы и умоляла пощадить моего сына Мохаммада Ходабанде и пятерых его детей. Исмаил ответил, что мятеж повсюду и что я должна предоставить ему вырывать злодеев с корнями.
Две женщины обменялись взглядами.
— Я глубоко сочувствую твоей утрате, — добавила Султанам.
— А я твоей. Все ли наследники под угрозой?
— Не все, — ответила Султанам. — После того как я поклялась, что умру от горя, Исмаил обещал пощадить Мохаммада и его детей, пока они вне Казвина. Тогда я послала гонца к Мохаммаду и его старшему сыну Султану Хассанмирзе, предупреждая, что любого незнакомца они должны воспринимать как возможного убийцу.
— Но Мохаммад непригоден для трона, — возразила Пери. — С чего Исмаилу преследовать человека, уже ослепшего?
Султанам вздохнула.
— Ты и не представляешь, как меняются дети, — ответила она. — Они начинают жизнь, присоединенные к твоему телу, а вырастают в совершенных чужаков.
Никто ничего не сказал. А что было говорить, если даже мать шаха не могла найти объяснение его поведению?
— Досточтимая госпожа, — сказал я, — могу я спросить, рискуют ли сестры шаха также пасть жертвами его гнева?
Султанам взглянула на Пери.
— Я не думаю, что он способен повредить женщинам, — сказала она. — Прежде всего потому, что даже самая мудрая из них не может занять его трон.