Равная солнцу
Шрифт:
Мой отец стал бы одним из ближайших сподвижников нового шаха, а я, как его сын, мгновенно взлетел бы очень высоко. Смог бы жениться на одной из шахских дочерей. Это, конечно, правда, но вот все остальное просто бессмыслица.
— Если шах счел моего отца виновным, почему он позволил мне служить ему?
— По двум причинам. Первая — ты поразил его, сделавшись евнухом, чтоб пойти к нему на службу. Кто еще решился на такое?
Он помолчал, с любопытством разглядывая меня. Я безмолвствовал, не желая
— Вторая причина: прежде чем встретиться с тобой, он попросил меня составить твой гороскоп. Ты знал об этом?
— Нет.
— Я обнаружил кое-что, чего не могу забыть. Сочетание планет на момент твоего рождения означало, что твоя судьба и судьба династии связаны, как основа и уток.
— И это такая неожиданность? Я же служу ей.
Лулу засмеялся:
— Нет, сынок, ты не понимаешь. Гороскоп — причина того, что тебя взяли на службу.
— Почему?
— Твои звезды предсказали, что ты поможешь ускорить восхождение величайшего из сафавидских властителей.
— Я?!
— Да.
— Как?
Лулу хихикнул, морщины у глаз лукаво сжались.
— Звезды не отвечают так подробно. Я предположил, что шаху следует быть внимательнее к тому, что может открыться ему во сне, который всегда был отличным руководством его жизни. Но это почти все, что я знаю, потому что вскоре я получил отставку.
— Чем вы провинились?
— Шах велел мне составить гороскопы для всех его сыновей, чтоб выяснить, кто этот величайший из будущих властителей. Результат ему не понравился.
— И что вышло?
— Никому из них не было суждено величия, а я отказался притворяться, будто считаю иначе.
— Поэтому он перед смертью и не назвал преемника?
— Возможно. Это также может объяснить, почему он нанял тебя и держал тебя на службе.
— Как неожиданно! — сказал я, не справляясь с путаницей мыслей. — Но вот что еще тревожит меня в истории с отцом. Дворцовые записи говорят, что шах решил не наказывать его убийцу, ибо тот был высокопоставленным, но не называют его. А вы его знали?
— Нет, но подозреваю, что, когда шаху сообщили об убийстве, он обсудил случившееся с одним-двумя из самых доверенных советчиков. Решив не наказывать убийцу, они по той же самой причине, по какой и шах, скрыли его имя.
— А почему его имя не внесено в дворцовые летописи?
— Ты спрашивал историков?
— Один из них заявил, что не знает.
— Тогда есть другая возможность. Что, если этот человек могуществен и все еще жив?
Секунду я размышлял.
— И они утаивают его имя?
— Зачем рисковать и навлекать его гнев?
— Во имя Всевышнего! Вы, возможно, правы. Спасибо вам, отец.
— Пожалуйста. Обязательно приходи выпить чаю со мной и моими сыновьями когда захочешь. Мы будем рады твоему обществу.
—
— Я глубоко благодарен. Как видишь, работа мне пригодилась бы. — Он обвел рукой протертые ковры и скудную мебель.
Я вспомнил дворцовых звездочетов, которых знал, проводивших большую часть времени за наблюдением звезд где-нибудь в деревне. Они выезжали туда на самых дивных арабских конях и не жалели денег ни на сбрую, ни на шатры, ни на инструменты. Как дорого стоит лишиться милости!
Баламани уже спал, когда я вернулся в наше жилище. Улегшись на тюфяк, я задумался об отце, вспоминая, как он каждый день возвращался домой к вечернему чаю, рассказывал о дворцовой жизни, а мое сердце трепетало от сознания причастности к ней. Но теперь я вырос и понял, что мой отец выбирал для меня только ее сверкающее начищенное серебро, а не тусклые исцарапанные самовары.
Был ли мой отец изменником? Чем глубже я закапывался, тем дальше правда ускользала от моих рук.
Я решил снова заглянуть в «Историю славного правления шаха Тахмасба» и выписать имена всех счетоводов казначейства, служивших шаху во времена моего отца, а также тех знатных людей, которые были самыми доверенными советниками шаха. Я не смел приблизиться к ним, картину предстояло собирать из тех крохотных обрывков сведений, какие смогу найти.
На следующий день я встал пораньше, но обнаружил, что Баламани уже исчез.
Когда я одевался, вбежал Масуд Али с письмом для меня. Рукав его халата сдвинулся — под ним были крупные багровые и уже пожелтевшие синяки.
— Что случилось?
Он пожал плечами и отвернулся. Не сразу, но он все же признался, что Ардалан, другой мальчик-посыльный, отлупил его за новую победу в нардах. Я сделал мысленную зарубку отчитать того и сказал Масуду Али, что пошлю его к наставнику на уроки борьбы.
— Но сейчас, — добавил я, — хочу рассказать тебе самую важную историю из всех, какие тебе доводилось слышать. Она длинная, поэтому я расскажу ее тебе по частям. В конце ты поймешь, как противостоять задирам вроде Ардалана.
Пальцы Масуда Али потянулись к синякам, словно унимая боль.
Я уселся на постель, хотя у меня была куча дел.
— Давным-давно жил правитель по имени Зоххак, чьему злу не было пределов. Фирдоуси рассказывал об этом так: все несчастья мира начались, когда он решил свергнуть отца, который был справедливым царем. Однажды при помощи дьявола ему…
Масуд Али впивал каждое слово, глаза его словно разучились мигать. Когда я добрался до того, как Зоххак убивает Пормайе, он гневно подскочил, словно пытаясь спасти ее. Я пообещал, что научу его защищать тех, кому нужна будет его помощь.