Равная солнцу
Шрифт:
Она была потрясена:
— Какая огромная честь и как скоро!
— Но если шах не любит ее, это может оказаться трудной работой — и опасной.
— Обещаю передавать тебе, что услышу.
— Благодарю.
— Представляю, как твое новое положение даст тебе возможность помогать сестре больше, чем прежде.
— Непременно, хотя мое главное желание — забрать ее в столицу. У меня до сих пор мало средств, чтоб заботиться о ней здесь или снабдить ее богатым приданым.
— Да прольет Бог дождь серебра на твою голову!
Память
— Я даже не знаю, какая она сейчас. За все эти годы у меня не было случая навестить ее.
— А как бы ты смог, ведь ты отсылал все свои деньги на ее содержание! Я уверена, что ты — свет ее глаз.
— Надеюсь.
Хадидже заметила, что Насрин-хатун разглядывает нас:
— Думаю, тебе пора.
— Можно мне прийти снова?
— Да. Но позаботься о поводе, связанном с дворцовыми делами, — ответила она и позвала своих служанок. — Насрин-хатун, приготовь платье и несколько рубашек с шароварами для благотворительности, — велела она. — Отнесешь их Джавахир-аге, когда будет готово.
Для Насрин я сказал деловым тоном:
— Моя госпожа будет рада узнать, что вы жертвуете одежду женщине, потерявшей дом. Я сообщу вам, как доберется Рудабех.
— Для меня это удовольствие, — улыбнулась Хадидже.
В томлении я вспоминал сладость ее бедер под моим языком. Рубец на моем сердце, начавший заживать, открылся и закровоточил. Помочь было нечем: в гареме не избежать встреч с прежней любовью и не избавиться от неутолимого желания. Хадидже, так хорошо знавшая меня, притворилась, что возится с палуде, так что я смог соблюсти достоинство и откланяться.
Пери пила чай, когда я мрачно приветствовал ее.
— Джавахир, ты принес плохие новости?
— Да. Мне пришлось очень серьезно подумать о вашем предложении стать визирем. Сожалею, но вынужден отказаться.
Пери, казалось, была потрясена моей глупостью. Только дурак мог отвергнуть такое продвижение.
— Ты шутишь?
— Ничуть.
— Дело в плате?
— Нет.
— Ты боишься?
— Нет.
— Что же тогда?
Я огляделся, медля, чтоб она слушала со всем вниманием.
— Госпожа, игры в этом дворце так же сложны, как узор ковра, на котором вы сидите. Визирь и его господин должны работать вместе, словно муж и жена, иначе они могут потерять все.
— Верно. И?..
— Лучшие браки, по моим наблюдениям, основаны на доверии.
— Джавахир, ты что, делаешь мне предложение? — шутливо спросила она.
— В определенной мере.
Выждав для пущего эффекта, я увидел, как посерьезнели ее глаза.
— Итак?
— Мое предложение — назовем его так — касается большего, чем обычный полусердечный союз, где муж требует от жены рассказывать ему все, в то время как сам наслаждается своей тайной жизнью. Вы понимаете, о чем я?
— Конечно.
— Вы.
Она рассмеялась:
— Это устраивает меня больше, чем любое другое положение.
— Я знаю.
— Буду носить тюрбан, тратить серебро, принимать решения.
— О да.
— А ты что будешь делать?
— Я — давать отличные советы и удерживать вас от ошибок, что могут погубить нас обоих.
Пери явно стало неудобно.
— И каких же?
— Я узнал из надежного источника, что Исмаил перехватил деньги, отправленные на содержание армии у наших северо-западных границ, и он вне себя от ярости.
— Ох, — сказала она и побледнела. Руки ее начали оглаживать платок в поисках выбившихся прядей.
— Почему вы не сказали мне?
— Джавахир, — страстно ответила она, — ты не хуже меня знаешь, что во дворце шпионы повсюду. Я должна быть крайне осторожна в том, кому доверять.
— Знаю, — сказал я. — Поэтому, прося вашего доверия, предложил отдать за вас жизнь, если понадобится. Но если вы не можете доверять мне, я лучше буду заведовать вашими носовыми платками, чем притворяться вашим главным полководцем.
Я ждал, но решимость моя была тверда.
— Что-нибудь еще?
— Дозволено ли мне говорить честно?
— Да.
— Чтоб победить шаха, надо запереть на замок свои чувства.
— Но он ничего не делает! — закричала она, и щеки ее вспыхнули. — Как я могу стоять и смотреть на разрушение тяжкого труда моего отца? Как я могу позволить народу вокруг Хоя взбунтоваться — я, куда лучше самого шаха знающая, что делать?
— Но, царевна, мы должны пытаться убедить шаха делать то, что верно.
— А я не хочу! Я хочу управлять сама! — выпалила она и вдруг стала похожа на человека, по неосторожности выпустившего злобного джинна из сосуда.
Наконец она призналась! Накал ее страсти отозвался в самых моих костях. Она была словно гора, высящаяся надо всем и останавливающая любое движение. Теперь мы могли обсудить, чего она жаждет и что может.
— Даже ваш отец не позволял таких вольностей, — ответил я. — Чтобы править, вам нужен согласный партнер. Нынче вы перед шахом, который помешал вам и наказал вас.
Пери вскочила, ее темное платье взлетело так, словно хотело спастись от ее ярости.
— Ты намекаешь, будто я что-то сделала неправильно? Да как ты смеешь!
Я стоял на своем.
— Я сын благородного человека, — спокойно ответил я. — И потому считаю, что служил вам верно. Я почитаю вашу царскую кровь каждой каплей своей крови, но, царевна, когда я вижу вас на пути к гибели, то говорю об этом. Никогда я не буду подобен псу, выказывающему преданность лишь в ожидании объедков, даже если вы уволите меня от службы вам, — никогда! Ибо я лучше скажу вам правду ценой моих потерь, чем предам вас ложной угодливостью. Так я поклялся вашему отцу, и так я буду поступать всегда.