Рай для закалённых
Шрифт:
Давид теперь один, ему будет тяжело. Конечно, всем детям-телепатам, растущим без старших братьев и сестер, приходится учиться скрывать от близких полученные в школе навыки, но он-то пока к этому не привык. Он, по натуре очень общительный, каждый день взахлеб рассказывал мне о том новом, что узнал на сеансах. Часто он не мог удержаться и "болтал" во время ужина, а родители не понимали, почему он во время еды корчит рожицы, а я смеюсь...
Как папа с Медеей скажут своему сыну, что меня больше нет?
Кастор протянул руку
– Крепкий алкоголь?
– спросила я.
– Не такой уж и крепкий, - ответил Кастор, наливая, - примерно половина максимальной крепости. Традиционный напиток здешних мест. Это тебе.
Ну и ну. До сих пор ничего крепче ягодного вина я не пробовала.
– Вот такой я опекун, - насмешливо пояснил Кастор.
Я выпила - опекуна следует слушаться.
"Традиционный напиток" прямо в горле превратился в пар и укутал мозг. Стало легче. Мысли о произошедшем уже не вызывали панику, они лишь царапали.
Я больше не приду в дом, где провела всю жизнь... Плохо. Две тяжелых слезы плюхнулись на дно стакана.
Свою замечательную комнату с собственноручно расписанными голубыми стенами я больше не увижу... Кап.
Ну, хоть в гости-то я смогу приходить?
А к кому?
Медея видеть меня не хочет. Давиду она скажет про меня что-нибудь плохое, чтобы не жалел. Папа...Кап, кап.
– Почему он не подошел ко мне?
– вслух спросила я.
Кастор помолчал, откинулся на спинку стула и, наконец, ответил:
– Потому что нас всех снимали камеры телеканала "Полис". Наверное, не хотел превращать семейную трагедию в мелодраму.
Снимали... телекамеры? Это попадет в новости? Теперь, по крайней мере, ясно, зачем Ксандрия принимала красивые позы, а доктор Вильгельм следил за дикцией...
Стало душно. В глазах потемнело.
Кастор схватил меня за руку и рывком вытащил через заднюю дверь во двор.
Когда свежий воздух ветром ворвался в меня, а звон в ушах затих, я смогла осознать то, что услышала.
– Разве... разве так можно?
– пересиливая дрожь, выговорила я.
– Я вовсе не хочу, чтобы о том, как я живу, знали все...
– Можно, - спокойно ответил Кастор.
– В Нашей Стране никто не обязан хранить чужие секреты. То, что происходит с тобой или с любым другим человеком, будет тайной только до тех пор, пока не заинтересует кого-нибудь еще.
– Как... так?..
– Вот так. Люди имеют право знать, с кем общаются.
В его голосе ясно слышалась ирония - он не был согласен с тем, о чем говорил, и сам научился обходить общепринятые правила.
– И кому какое дело до распада нашей семьи?
– Я думаю, цель была - показать общественности, как быстро и эффективно защищаются права несовершеннолетних. Возможно, попугать родителей, которые не прислушиваются к своим детям.
О,
– Можно, я не пойду завтра в школу?
Спокойное лицо Кастора стало твердым.
– Нельзя. И я сам утром тебя отвезу.
Вон она какая - опека.
– Кастор, ты не понимаешь... С некоторыми одноклассниками у нас давнее соперничество, и они воспользуются этой историей, чтобы забросать меня грязью...
Его глаза сузились - он прекрасно понимал.
– Соперники, с которыми едва удается поддерживать видимый мир? Переворачивать факты могут только скрытые враги. У настоящих врагов факты не превращаются в оружие - только сплетни или ошибки. Значит, вам пора снять маски и обнаружить вражду. Тогда они ничего тебе не сделают.
– Как это?
– Я научу.
Ну вот. Теперь еще и осваивать приемы самообороны... А по голове уже никто не погладит... И в щеку не поцелует.
Из глаз снова покатились слезы. Я отвернулась, чтобы вытереть их ладонью, и тут увидела, что в маленьком внутреннем дворике мы не одни - метрах в десяти от нас, у сетчатой изгороди, обозначавшей границу участка, стоял, тяжело опираясь на трость, пожилой мужчина. Очень пожилой. Он был одет в мешковатые шерстяные брюки, коричневый свитер и замшевую куртку, обут в ортопедические ботинки, гладко выбрит и почти совсем лыс. Его светло-голубые глаза рассматривали меня с такой симпатией, что мне впервые за последний час удалось вдохнуть легко и свободно.
– Это твой дедушка?
– тихо спросила я Кастора.
Кастор обернулся.
– Нет. Это... тоже подопечный. Добрый день, Георгий! У вас с Ангелиной все в порядке?
Пожилой мужчина приветливо мне улыбнулся и кивнул Кастору.
– День добрый, Кастор. Сегодня был доктор, зайди к нам попозже, кое-что надо будет сделать.
Его голос был неожиданно громким и чистым. Сказав это, он ушел в дом - в той части стены была своя задняя дверь.
– "Положительный опыт в попечительстве", - вспомнила я слова Ксандрии.
– На самом деле, не такой уж большой опыт, - возразил Кастор.
– Попечителями Георгия и его жены Ангелины были мои родители - это их старые знакомые, еще с довоенных времен. Когда родители погибли, я вернулся в этот дом и взял попечительство, чтобы им не пришлось переезжать.
Пожалуй, хоть что-то хорошее этот день принес: старики в Нашей Стране большая редкость. Из местных жителей их осталось очень мало, как и самих местных жителей, а старшие родственники новых граждан ехали сюда неохотно, несмотря на вызывающие зависть достижения медицины и официальные приглашения (администрация Президента не скрывала, что вместе с пожилыми ожидаются их пенсии, выплачиваемые на родинах - дополнительный приток иностранной валюты).