Рай для закалённых
Шрифт:
И ушел, оставив меня размышлять о не самых приятных перспективах.
Анри был прав. Я должна была подумать о безопасности - своей и окружающих.
Не отвлекаясь больше на эротические воспоминания, я доделала свою задачу в проекте Алана и Джеппо и покинула кабинет.
Поговорить с Кастором начистоту? Вроде бы, это проще и вернее всего, ведь он всё это время вел себя, как друг, и представить его врагом, вопреки откровениям Микаэля, было трудно.
Впрочем, это мог быть его экзекуторский прием:
Почему не спросить прямо? Если Кастор подтвердит хотя бы факт моей потенциальной опасности - это уже будет огромным облегчением, ведь мы вместе сможем продумать оптимальный способ защиты, и я сознательно буду соблюдать правила осторожности. Это решит хотя бы половину проблемы!
Но этим я дискредитирую Микаэля, который не должен был раскрывать профессиональные секреты, а мне, не смотря ни на что, его жаль. Это во-первых.
Если посвящение меня в грозящую опасность позволило бы решить проблему, почему Кастор так не поступил? Это во-вторых.
Внутренний стопор запрещает мне это делать, создавая ощущение тревоги - в-третьих.
Как же с ума-то не сойти?
Возвращаться домой и гонять в голове ночь с Игорем, как было предусмотрено планом, не хотелось. Она оказалась слишком важной для него, настолько значительной, что использовать ее как прикрытие теперь было противно. Я чувствовала себя вандалом, у которого проснулась совесть.
А без прикрытия являться к Кастору опасно.
Пришлось вернуться в школу и, устроившись на скамейке на заднем дворе, попытаться обдумать все еще раз.
Может он следить за мной здесь? Не кружит ли где-то над головой муха-шпион? Управляет ли Кастор мной сейчас? Видит ли он мою тревогу? Как же не хочется знать, что ответ на все эти вопросы - утвердительный. Не хочу я жить в таком мире. Как жаль, что нельзя поговорить хоть с кем-нибудь об этом! Если бы можно было открыться Ангелине и Веронике, мне стало бы спокойнее. Хотя бы просто поговорить...
Задний двор "Каменного Соло" был заполнен макетами и опытными образцами студентов, и я незаметно для самой себя отвлеклась на новые постройки, возведенные младшими школьниками. Несколько макетов оказались очень интересными, и я застряла возле них надолго, считывая записанную на их поверхности информацию. Потом анализировала. Потом оставляла предложения по корректировкам. Желание не жить испарилось.
Архитектура - моя жизнь, моя страсть, мое счастье. Мне не важно, кто за мной следит, и чем я больна, пока у меня есть возможность работать. А ее отнять никому не под силу.
Наступил вечер. Внутри зацарапался голод.
Настолько сильно, что утолить его требовалось немедленно, в ближайшем месте, где водится еда. По счастью, это место было в ста метрах от ворот школы - кафе, куда я и одноклассники заглядывали очень редко ввиду постоянного наличия еды в школьных автоматах.
Оплатив ужин, я заняла самый дальний столик в углу зала, спиной к входу, надеясь, что останусь без внимания со стороны переживающих за Микаэля.
Села и сразу вспомнила прошедшую ночь. Растворившуюся
В один момент огромная часть моей жизни оказалась ложью, и нет гарантии, что в следующий миг не окажется гипнотическим мороком всё остальное, что я о себе знаю. Как зыбка правда...
Поговорить с Сашей?
Зачем? Он может противопоставить что-нибудь Кастору? А станет? Ведь Кастор всё делает правильно?
И все-таки: он наблюдает за мной сейчас или нет? Из того, что рассказал Микаэль, вытекает, что за мной надо следить постоянно, ведь безумие настигает внезапно, хотя и имеет какие-то предвестники. Саша может ответить на этот вопрос?
Почему Саша? Почему не сразу Президент?!
Чтобы спросить господина Президента, нужны ночь и боль.
– Лора, добрый вечер... Приятного аппетита!
Напротив меня оказалась Каролла. Как и вчера, решительная и самоуверенная, она немного нервничала - ее выдавали плотно сцепленные на столе пальцы.
Кто-то меня узнал и "пустил волну". А пробыла я здесь не больше пятнадцати минут. Какие же они быстрые!
Интересно, почему меня так сильно раздражает пожелание приятного аппетита? Из-за его нелогичности: аппетит либо есть, либо нет? Эта глупая фраза кажется даже обидной, словно кто-то вмешивается в мое личное пространство, в мое право определять, вкусна еда или противна.
– Ты выиграла?
– холодно спросила я.
Двусмысленный вопрос сбил ее с толку. Подумав, она ответила:
– Нет. Выиграла ты.
Если бы я знала, что участвую в соревнованиях, то сошла бы с дистанции еще на старте.
– Я не играла.
Взгляд Кароллы стал умоляющим, а пальцы сцепились еще крепче.
– Не бросай его. Пожалуйста.
Округлившиеся глаза с бровями "домиком" ей очень шли: нос так стал тоньше, подбородок острее, губы пухлее. Такое выражение на лице сильной женщины создавало ощущение драматизма и особой важности происходящего. Я позволила себе полюбоваться Кароллой целых полторы минуты.
– Так приятнее с ним встречаться - в обстановке секретности, скрываясь и шифруясь? Ощущения ярче?
В ответ от нее прилетел слабый импульс стыда - я угадала.
– Нет, - тем не менее, соврала она, - я хотела бы оказаться на твоем месте. Быть его невестой, и чтобы все об этом знали. Скрываться и шифроваться - унизительно.
Униженной Каролла не выглядела. Мне осталось только допить чай, но сбегать побежденной не хотелось. Разыгрывать драматические сцены не хотелось тоже.
– Я не в настроении говорить о тебе, - спокойно уведомила я.
Она смущенно опустила глаза в пустую тарелку.
– Я не собиралась... прости. Ему сейчас очень плохо.
Представить "плохого" Микаэля оказалось невозможно. Жалости я не почувствовала, зато чай показался очень вкусным - с нотками усталости и дождливой хвойной ночи. Такой бы пить всегда.
– Ты кому-то обещала сообщить мне это? Ты сообщила. Если спросят, так и скажу.
– Возвращайся, - глухо произнесла она, по-прежнему глядя в тарелку.
– Десять баллов за артистизм, - оценила я.
– Можно забрать посуду? Здесь самообслуживание.