Рай – это белый конь, который никогда не потеет
Шрифт:
Первый успех
Эх! Девушки важны. В начале моего пути, когда я начал петь, даже с самого начала, когда я еще был часовщиком, уже тогда девушки имели значение. Поэтому я ходил танцевать в «Filocantanti» на проспекте Дзары в Милане. Это было заведение, о котором, помимо прочего, я годами слышал дома, так как мой брат, когда был молодым, ходил туда на танцы. Он был маленьким Рудольфо Валентино. Он был сердцеедом. И, в отличие от меня, легко говорил «нет». Даже «да» говорил с семью «д». Я ходил танцевать по четвергам, субботам и воскресеньям. В четверг был фокстрот, в субботу и воскресенье тоже. Потом, был день салонных танцев, это в понедельник. Поэтому я танцевал танцы одного направления, и весьма специализировался на танго с фигурами. Но, чтобы потанцевать с девушкой мне приходилось прилагать много усилий. И не только мне. Всем. Тогда приходилось тратить больше сил, чем теперь, чтобы завоевать девушку. Если была такая, которая мне нравилась, то не всегда удавалось уговорить ее потанцевать со мной. И еще хуже было просить ее о свидании,
Произошло это более-менее так. Я с друзьями ходил танцевать и говорил: «А я знаю рок-н-ролл, музыку, которая появится через четыре-пять месяцев здесь, в Италии». Это вызывало некоторое удивление у людей, у моих друзей, а потом, позже, и у всех в танцзале, до такой степени, что однажды надо мной чуть не подшутили. Они поговорили с руководителем оркестра: «Мы заставим его спеть. Он знает рок-н-ролл». Меня почти силой вытолкнули на сцену. Мне хотелось пойти, но я был робок, стыдился немного. И вот я поднялся туда и спел L'orologio matto, которую я знал наизусть по-английски.
Это был первый раз, когда я пел для публики. До того я пел в своей комнате, среди часов. Я работал на дому, и Джино Сантерколе был моим помощником. Часы я умел чинить. Я работал на других. Это практиковалось и тогда, а сейчас используется еще больше, да? Когда у кого-нибудь много работы, он ее отдает на сторону, потом возвращает часы клиентам, нам же за все назначает одну цену. Это называется черной работой. И я именно этим и занимался. Если потом у меня появлялся свой клиент, часов, которые я ему чинил, мне хватало, чтобы покрыть заработок за пятьдесят штук, починенных для посредника.
И вот я вышел на сцену и договорился с оркестром. Начал я так: рванул с места в карьер, и так до конца, и, должен сказать, что спел тогда песню так же, как спел бы и сегодня. Я настолько хорошо выучил с диска музыку, слова и все остальное, что казался, в общем, настоящим американцем. И, помню, это был шок, прежде всего для меня, потому что я не ожидал подобного успеха. То есть, успех того самого первого раза, когда я запел, был подобен тому, как если бы я сегодня выступил на стотысячном стадионе. Это случилось так: пам! – как снаряд разорвался. Это правда, что, после того, как я кончил петь, меня вызвали на бис, и пел эту песню снова, так как знал только ее, и я спел еще лучше.
Я спустился по ступенькам с той сцены, и впервые ситуация развернулась наоборот, потому что девушки, красивые девушки, подходили ко мне и говорили: «Адриано, пригласишь потом меня?» «Да, да, но я уже обещал. В общем, с тобой могу только третий танец. А ты должна будешь ждать одиннадцатого». Это было как соревнование за танец со мной, и это меня даже рассмешило, потому что я подумал: «Гляди-ка, как иногда бывает!»
Это был симптом, первый признак успеха, который выпал на мою долю. И, наверное, именно потому, что он был таким значительным сразу, потом мне удавалось поддерживать давление в клапанах, и я не позволил успеху сбить меня с ног. Наверное, потому что я его не желал. Я пытался добиться успеха у девушки, которая мне нравилась, и только, больше не хотел ничего. Ну, и я добился у нее успеха, и у ее подруг тоже, и именно это наполнило меня радостью. То есть, развеселило меня. Потом с друзьями быстро образовался своего рода клан, так как хозяин заведения со следующего воскресенья не только не брал с меня платы за вход, но и просил меня: «Эй! Приходи потанцевать!» Предлагал мне выпить. До этого же он был странным, даже не очень хорошо со мной обращался. Он был из тех, кто любит на всех покрикивать. И с того раза мы с друзьями уже стали говорить: «Нет, в это воскресенье мы сюда не придем. Мы пойдем танцевать в «Якорь»», еще один танцзал. Мы, я и мои друзья, пустили слух: «Эй, смотрите, мы в воскресенье в «Якоре»!» И тогда происходило прямо-таки перемещение клиентуры. То есть происходили эти явления на уровне танцзалов Милана, что уже создавало впечатление успеха. И так продолжалось год.
В «Святой Текле»
Мне было восемнадцать лет. Однажды вечером мы пошли в «Якорь», и я там пел. Меня уже знали и поэтому просили спеть каждый раз, как я входил в танцзал, постоянно. В тот вечер я был со своими друзьями с улицы Глюка, достаточно крепкими, все как один. Помню, что мы пришли часов в двенадцать-час ночи. В перерыве между танцами один тип поднимается и идет из глубины зала ко мне. Мы сидели в креслах и глазели по сторонам, как все парни, когда они рассматривают девушек. Тот тип остановился прямо напротив меня. Я даже помню, что это был красивый парень в синем пиджаке и со шрамом на лице. И говорит: «Ты, свободен в субботу?» Тогда, прежде чем ответить, я посмотрел на него и взглянул на своих друзей, как бы спрашивая: «Ну, если даже и свободен?». Потому что тогда была такая атмосфера, когда на танцах существовало соперничество между одним районом и другим, между одной компанией и другой. И отвечаю: «Ну, может, и свободен, смотря для чего». А он: «Тогда окажись в четверть десятого вечера перед «Святой Теклой»». Я, когда он это сказал, был готов рассердиться. Потому что он мне как будто приказывал. Затем я подумал: «Однако, он не из трусливых! Прийти и разговаривать в таком тоне, когда кто-нибудь может подняться и начать драку». И в самом деле, мои друзья были уже готовы, но, естественно, ждали случая. Я сказал: «Я-то могу
В следующую субботу я пошел в «Святую Теклу». Он уже был там и, естественно, знал всех. Это было место собрания экзистенциалистов. Спускались в черный зал, где три оркестра играли в течение недели по очереди. Это был «Original Jazz Ламбро», потом «Rocky Mountains», которые потом стали «Чемпионами» Тони Даллары, который уже пел с ними. Диски не выпускал, но пел. И были там все бугисты. На стенах там, к примеру, были биде, выступающие наружу, ночные горшки в качестве плафонов и так далее и тому подобное. Эх, в общем, это было заведение, на которое даже добропорядочные люди приходили взглянуть.
Я спустился туда, и он шел все время впереди. Я не знал ни кто он есть, ни как его зовут. Я слышал, как иногда упоминали о «Святой Текле», потому что говорили, что там, если кто-нибудь из выступающих не понравится, его легко могут закидать помидорами. Что даже склонны к насилию. Я же их нашел добродушными, беспечными и даже простыми.
В зале были бугисты, которые выступали со своим номером. Он, тот, что со шрамом, пошел прямиком к оркестру, которым оказались «Rocky Mountains», подошел к гитаристу, которым был в то время Бруно Де Филиппи. Я видел, пока шел позади него, что все люди, одетые в свитера, джинсы и рубашки черного и других цветов, спрашивали или делали такой знак рукой, как бы говоря: «А это кто?». И он отвечал: «Подожди и увидишь». Достаточно было одного жеста. Он подошел к гитаристу и сказал: «Слушай, Бруно, пусть он споет. Это круто». Тогда Бруно ответил: «Ладно, сейчас, номер закончится. Нам нужно доиграть, а потом пусть он поднимается сюда».
И вот, после окончания выступления я поднялся на сцену. И он мне говорит: «Что будешь петь?» «Рок». «Рок?! Но он еще не дошел до Италии». «Ну да. Но я уже пою». «А что будет за песня? Типа блюза?» «Я не знаю, блюз ли это». И он: «А в какой тональности ты поешь?» «А что такое тональность?» Тогда он говорит: «Ничего. Будешь петь высоко или низко?» «Эх, не знаю, сейчас попробую». Я попробовал, так, тихо-тихо, не в микрофон спел: «Дан». А он: «Ты должен будешь начать с этой ноты». И я: «Дан-дан-дан-дан». «Да, так, кажется, будет хорошо». «Тогда я начинаю?» «Да, поехали!» Я запел. Публика была немного рассеяна, даже не заметила, что я вышел на сцену. Я запел в микрофон и исполнил «L'orologio matto». И там тоже был огромный успех.
В «Святой Текле» я стал королем, первым номером. И что же? Днем я работал, а вечером всегда шел в «Святую Теклу». И, в общем, шутя и смеясь, был там до двух-трех часов ночи. А утром, в восемь, я должен был вставать. И тогда я начал сдавать. Однако я не хотел отказываться от нового дела. Прежде всего потому, что мне оно нравилось, и потом потому, что чувствовал, что из этого что-то выйдет. Тогда я поговорил с бугистами и спросил: «Вот вы, что вы получаете здесь?» «Мы получаем тысячу лир. Хозяин дает нам тысячу за вечер. И бутерброд с пивом в придачу. Самое большее, если мы хотим пить, он дает нам еще два пива». Я подумал: «Вот черт! Я тоже потребую тысячу лир, бутерброд и пиво!» Потому что уже были люди, которые специально приходили послушать и посмотреть, кто это поет. И потом, мы с бугистами в некотором смысле объединились, потому что, когда я пел, они принимались танцевать. Поэтому получался полноценный номер. Это было по-настоящему зажигательно. Все были довольны, и хозяин тоже. Тогда однажды вечером я позвал хозяина: «Послушайте, - говорю, - я прихожу сюда петь. Вы видели, какой успех?» «А! Молодец. Ты супер!» «Да, я знаю. Но так не может продолжаться всю жизнь. Мне, чтобы приходить сюда, надо меньше работать». «Почему?» - спрашивает он. «Эх! – отвечаю, - что же делать? Я не высыпаюсь». «Да ну! Ты молодой, ты крепкий». «Ладно, допустим, что я молодой и крепкий. Но сейчас желательно, чтобы вы и мне давали тысячу лир, бутерброд и пиво». «Нет, мне жаль, - отвечает он, - я могу давать тебе бутерброд и пиво. Тысячу лир – нет». «Почему?» «Потому что ее получают бугисты. Ты молодец, ты замечательный, но они, до того как получить тысячу лир, были в том же положении». «Тогда я больше не приду». Это ни к чему не привело. Он не желал давать мне эту тысячу лир. Только бутерброд и пиво. И тогда однажды, разозлившись, я ему сказал: «Скоро я стану известным, и ты позовешь меня сюда петь. Но не найдется тогда у тебя таких денег». Так, в самом деле, и получилось. Я пробился и давно уже не бывал в «Святой Текле». Он приглашал меня и сказал: «Давай организуем большое представление. Я заплачу» «Эх!, - ответил я, - а помнишь тот раз?» «Но теперь ты же не захочешь мстить? Нужно и прощать», - сказал он. «Я уже простил. Но я не смогу дать у тебя концерт, потому что твое заведение маленькое. Тебе нужно завести по-больше». Я посмотрел на него и ушел.