Рай: правила выживания
Шрифт:
— Сколько не хватает? — деловито спрашиваю я.
И кстати… Подарок-то Юльке должен быть от меня! Маша в курсе — в общих чертах, чтобы не удивлять подругу редкостной беспамятностью. Что бы подарить невесте Двинятина, чего нет у дочери первого советника посла Земли в Стайпрее?
— Маша, я оставлю тебе денег на подарок — ты же лучше знаешь Юльку, — пытаюсь переложить проблему на её плечи.
— Да, — смеётся она, — знаю. Для неё лучшим подарком было бы купить платье на Амодикее. И слетать туда на медовый месяц.
— Помню, — улыбаюсь я. — На этой
Мы перебираем все более-менее значимые для Юльки вещи и останавливаемся на украшениях. С Амодикеи я свяжусь с Машей и отправлю ей ювелирный каталог, а потом — экспресс-доставкой — то, что мы сочтём наиболее подходящим для Юльки.
На самом деле именно она договаривалась о работе в земном посольстве для бывшего капитана УВБЗ. Со своим отцом — первым советником посла. Сподвиг её на это Клаус, не погнушавшийся обычного шантажа. Он пообещал, что покажет Двинятину переписку "Юлы" и "Птицы Зуна", если означенная "Юла" не прекратит ломаться, как сдобный пряник. Напротив, если Юлька сделает всё быстро и получит от отца положительный ответ ещё до нашего возвращения на Землю, Клаус — так и быть — отвезёт её в вожделенный Ариденн.
Я, как лицо заинтересованное, помочь ей ничем не могла. Только посочувствовать и в очередной раз задуматься о тайне переписки, всё-таки секретчики в чём-то правы, используя старинный "бумажный" способ. Хоть Клаус доказал и его ненадёжность, но… Всё зависит от того, как уничтожать улики. Карту памяти при всём желании не проглотишь, а вот бумага — очень хорошо горит.
По итогам переговоров Юлька в Ариденне побывала, но Клауса так и не простила. Даже когда он торжественно при ней разломал карту памяти на несколько крохотных частей. И ворчала всю обратную дорогу, что у её подруги странные вкусы — то дикарь, даром что советник посла, то какой-то бывший капитан-безопасник — женщина. И это при том, что рядом отличные парни, не говоря уже о команде сэзэ.
С командой сэзэ было непросто. Беня и Юджин никак не могли понять, отчего я вдруг резко переключилась на студентов. Андерсен… Тот и вовсе… И хотя я знала про их совместный с Клаусом план, смотреть, как он обхаживает Анастази, с каждым часом полета становилось всё труднее. И мелкой он теперь звал Леру…
— Маш, Маш, — теребит меня Машенька. — Ты опять не слушаешь! Сай Дже и Лоонг разводятся, представляешь?!
Вот удивила-то… С кукольным мальчиком и так всё понятно. Вот как там дела у Тулайковой?
— Лена на успокоительных, — грустным голосом отвечает сердобольная Машенька.
Ещё бы… Как Леночка бросалась на Андерсена с Беней, отправлявших её драгоценного Владиса на психокоррекцию прямо с посадочного модуля… Меня даже посетила мысль, что ей и самой не помешает медицинское вмешательство. Но наши светила решили ограничиться только успокоительными… А им, как известно, виднее.
— Она даже не смогла вовремя сдать отчет о практике. Мы с Таней доделывали по её заметкам.
— Ты сама-то не переживай так сильно, — успокаиваю я. — Или ты считаешь, что
— Нет, — Машенька даже вздрагивает. — Но Лену всё равно жалко.
— А что остальные? — спрашиваю я.
Интересуют меня, конечно, Машины одноклассники.
— Паша, Миша и Аркаша всё рвались к Комаровски… Таня им два дня проходу не давала — нельзя бить больного человека — а они…
— Из соображений человеколюбия? А я до сих пор жалею, что не врезала, — признаюсь я.
— Я - тоже, — твердо говорит Машенька. — Прости, я же не помнила ничего. Мне Марк Геннадьевич потом объяснил, что эти препараты, оказывается, после использования вызывали кратковременную амнезию. Я вспомнила всё, что делал Комаровски, только оказавшись в твоём теле, иначе… это никак невозможно.
Я накрываю её руку своей. Видно, как нелегко ей дались эти воспоминания.
— Ничего, Маш, теперь всё в прошлом.
— А ты… ничего не хочешь мне рассказать? — с трудом переключается она.
— Нет. О чём? — я с преувеличенно наивным видом хлопаю ресницами.
— Ну, хотя бы о том, почему все считают меня девушкой Сетмауэра? — улыбается тёзка.
— Все? — переспрашиваю я. — И ты?
— Я? — она не секунду задумывается. — Как я могу быть его девушкой, если…
— Если что? — допытываюсь я.
— Если мне от него… ничего не нужно, — выкручивается она.
— Почему? Может быть, ты боишься серьёзных отношений?
Что мне нравится в Машеньке — она никогда не отвечает на подначку или завуалированный вызов.
— Чтобы получились отношения, важно наличие двоих, я права?
Я киваю. Ещё бы!
— А никаких двоих нет, — она дурашливо разводит руки в стороны. — Даже если бы я захотела…
— Да если бы ты захотела, — перебиваю я, — любой бы был у твоих ног!
— Любой, но не Кирилл, — возражает она. — Странно, видит меня насквозь, но почему-то терпит… заботится… Представляю, как я ему противна!
О, да тут налицо обоюдное фатальное недопонимание… Придётся поработать переводчиком.
— Маш, ты ему очень нравишься.
— Да ну тебя, — отмахивается Маша. — Он серьёзный, а я такая… легкомысленная.
— Он поделится с тобой… ответственностью, — улыбаюсь я.
— Маша!
— А ты не пробовала с ним поговорить?
— Я и так знаю, что он обо мне думает.
— Ты такая же наблюдательная? Ведь он — единственный, кто меня раскусил.
— Правда? Ну, тогда понятно, почему он стал твоим парнем.
— Эй, я совсем не это имела в виду! Просто он очень хорошо знает тебя. Знает даже то, что от музыки ты плачешь. И не в состоянии петь, если ты в слезах.
— Это он сам сказал?
— Выдал под пытками, — повторяю я понравившуюся фразу Клауса.
— Странно… А я всегда думала… — смущается Маша.
— А я всегда думала, что людям надо разговаривать друг с другом — особенно в том случае, если они стремятся к взаимному пониманию.
— Не уверена, что разговоры помогут, — опять отмахивается тёзка.