Рай
Шрифт:
Ночью расставили двойную стражу, чтобы отогнать страх, и жгли большие костры. Купец долгое время провел на циновке, безмолвно читая молитвы за погибшего спутника. Вынув из своего ларца маленький Коран, он читал по усопшему Йа Син при свете подвешенного на сук фонаря. Мньяпара и Симба Мвене обходили своих людей, резко заговаривали с ними, стараясь положить конец панике. Юсуф сразу же заснул, но во сне его настигла тревога. Дважды он просыпался со вскриком, оглядывался в темноте, не заметил ли кто его испуг. С первым лучом света колонна построилась вновь, мньяпара орал, призывая смотреть в оба.
— Тебя ночью змея укусила? — негромко спросил он Юсуфа. — Или это были грязные сны? Будь настороже, юноша. Ты
Когда Юсуф помогал дяде Азизу со сборами, тот остановил его, тихо кашлянув.
— Этой ночью ты снова плохо спал, — сказал он. — Тебя встревожили слова султана?
Юсуф онемел от изумления. Снова! Снова плохо спал! Его словно уличили в изъяне, который невозможно исправить. Неужто всем известно о псах и хищниках и лишенной очертаний бездне, которая является в ночи, чтобы разлучить его с самим собой? Наверное, он часто кричит по ночам и мужчины смеются над ним.
— Положись на Бога, — сказал купец. — Он наделил тебя даром.
По ту сторону реки простиралась плодородная и более густонаселенная земля. Поначалу при виде зелени путники ободрились. Кусты гнулись и дрожали под весом птиц, чья пронзительная неутомимая песнь пилила сравнительно прохладные часы дня. Древние деревья уходили ввысь, сквозь их листву на поросль у корней сочился смягченный свет. Но среди налитых соком растений скрывались ядовитые сорняки, их оплетал ядовитый плющ, и в заманчивой тени обитало множество змей. Насекомые жалили их днем и ночью. Шипы раздирали и одежду, и плоть, путников преследовали странные болезни. И почти каждый день приходилось платить все возрастающую дань султанам, чтобы пройти через их владения. Купец по возможности не вмешивался в переговоры, замыкаясь в неприступном молчании, пока Мохаммед Абдалла и Симба Мвене торговались о цене прохода.
Порой казалось, будто султанам доставляет такое удовольствие доводить мньяпару и его помощника до бешенства, что они умышленно медлят назвать свою цену. И похоже, все эти люди норовят показать пришлецам, что им тут не рады, думал Юсуф.
Город Таяри, первая цель их пути, находился всего в нескольких дневных переходах, тамошние жители прекрасно понимали, как сильно они могут навредить всему предприятию, если вздумают устроить какую-то пакость, так что они рассчитывали на щедрую плату за благожелательность. Еды было вдоволь, но продавалась она задорого. Купец через день покупал кур и фрукты, потому что иначе носильщики принялись бы красть у деревенских жителей и это привело бы к ссоре, а то и к вооруженной схватке.
Воинственные племена вторгались в эту местность, перевалив через гору, стремясь окрасить кровью свои копья и сими[54], угнать скот и женщин. На седьмой день пути от реки караван добрался до деревни, которая подверглась такому нападению двумя днями ранее. Что-то неладное путники почувствовали и увидели еще до того, как вошли в деревню: посреди дня в воздухе клубился дым, черные птицы носились по небу. Когда же они вошли в разоренную деревню, то застали там лишь горстку израненных и изувеченных людей, укрывшихся в тени деревьев. Крыши всех хижин сгорели. Выжившие оплакивали родных, по большей части тех увели налетчики. Кое-кому из юношей удалось убежать во время нападения и увести с собой нескольких детей. Сумеют ли они вернуться — кто знает? Юсуф не смог смотреть на невыразимый ужас ран, уже набухавших от развивавшегося в них недуга. Он бы предпочел, чтобы от таких мучений жизнь оборвалась. Никогда он не видел ничего подобного и вообразить не мог. Тела валялись повсюду: в выгоревших хижинах, в кустарнике, под деревьями.
Мохаммед Абдалла торопился покинуть это место как можно скорее, опасаясь и заразных болезней, и возвращения воинственных дикарей. Симба Мвене подошел к купцу с вопросом, не распорядится ли он похоронить
— Уцелевшие не смогут сами с этим справиться, в их-то состоянии, — сказал Симба Мвене.
— Так предоставь их гиенам! — Мохаммед Абдалла не сдерживал гнев. — Нам какое дело? Они и так уже вздулись, наполовину обглоданы…
— Нельзя их так оставлять, — настаивал Симба Мвене, так и не повысив голос.
— Они передадут нам болезни. — Мохаммед Абдалла не спускал глаз с купца. — Пусть их братья вернутся и сами делают эту омерзительную работу. Они прячутся в кустах, вот и все. А когда вернутся, обрушат на нас свои суеверия, еще скажут, что мы осквернили их покойников. Какое нам дело до них?
— Мы их братья по крови Адама, нашего общего отца, — ответил Симба Мвене. Мохаммед Абдалла изумленно хмыкнул, но промолчал.
— О чем ты печешься? — спросил наконец дядя Азиз.
— О достоинстве мертвецов, — ответил Симба Мвене, словно бросая вызов.
Купец рассмеялся.
— Прекрасно, — сказал он. — Похороните их.
— Пусть гиены насрут мне в глаза! — взорвался мньяпара. — Пусть Бог раздерет меня на тысячу клочков — говорю вам, дурная это идея, опасная! Если таков ваш приказ, сеид… но все равно не пойму, зачем это понадобилось.
— Давно ли ты сделался суеверным, Мохаммед Абдалла? — ласково спросил его дядя Азиз.
Мньяпара лишь глянул на купца — коротко, обиженно.
— Ладно, валяйте быстрее, — велел он Симбе Мвене. — И не рискуйте, не геройствуйте. Эти дикари каждый день вот так расправляются друг с другом. Мы же сюда не святых из себя разыгрывать явились?
— Иди с ними, Юсуф, посмотри, как низок и глуп по природе своей человек, — распорядился дядя Азиз.
Они вырыли неглубокий ров на краю деревни, проклиная недобрую судьбу, которая потребовала их участия в столь зловещем обряде. Деревенские жители наблюдали за их работой, время от времени сплевывая в их сторону, небрежно, как бы не желая обидеть. А потом настал тот момент, которого все они опасались: когда мужчины стали поднимать и сбрасывать в ров изувеченные трупы. Ров наполнялся, а вопли осиротевших туземцев вздымались все выше. Закончив этот труд, Симба Мвене постоял у свежей могилы, с отвращением взирая на деревенский люд.
Пламенные врата
1
Через три дня караван добрался до реки в предместье Таяри. Даже издали Юсуф видел, что город этот немаленький. Мужчины сбросили с плеч ношу и, возбужденно крича, кинулись в реку. Они плескались водой, боролись понарошку, словно дети. Для некоторых путешествие на том и заканчивалось, и их предвкушение свободы заразило всех. После купания, освежившись, носильщики подхватили свою ношу, мечтательная улыбка не покидала их лица: уже недолго! Мньяпара и Симба Мвене расхаживали вдоль выстроившейся шеренги, поправляли товар, людям тоже велели подтянуться. Барабанщик и трубачи начали потихоньку разогреваться, их инструменты взрывались короткой проказливой музыкой, а те, кто играли на сиве, отвечали им сдержанным басом. Постепенно порядок восстановился и к музыке вернулась размеренность, так что в город они вошли под взволнованный и бодрящий марш. Прохожие и зеваки останавливались на обочине поглазеть. Кое-кто махал, хлопал, подносил сложенные раковиной ладони ко рту и выкрикивал невнятные слова. Земля вокруг города пересохла и потрескалась в ожидании дождей. Дядя Азиз, как всегда, замыкал шествие и не обращал внимания на зрителей. Время от времени он подносил к носу платок, уберегая ноздри от пыли, и так, шагая вслед за огромным удушливым облаком, поднятым ногами усталых мужчин, он заговорил с Юсуфом.